Самое шкловское - Виктор Шкловский

Монахи молятся. Вокруг них образуется бойко торгующий верой монастырь. Проповедники уходят.

Видят страшные вещи, ненужность рождения, ненужность смерти. Видят китайца, для которого нищая женщина добывает ласточкино гнездо с вершины старого дома. Проводником монахов через мир невеселого беззакония странных запутанных путей является ворон, который им послан судьбой. Ворон ходит бочком, чего-то ищет. А кончается тем, что путники проголодались и съели эту птицу.

Вот вам схема окончания картины.

Мы пережили тысячелетия, мы прожили их недаром. Мы не верим, что ворона в супе вкусное блюдо, не верим в высоту иронии развязки.

Но личные развязки, развязки отдельных случаев как будто меняются развязками-сопоставлениями.

Мы мыслим все более и более крупно.

Конфликты происходят уже не только между отдельными людьми, конфликты происходят между поколениями; социальными системами. Ирония не помогает. Она не спасет ни Антониони, ни Пазолини, ни Феллини — талантливейшего человека, который снял целый фильм о том, как он не может снять фильм о том, как человек строит макет ракеты, которая должна унести его из этого мира в другой.

Пути Гильгамеша, с шестом переплывающего океан, кажутся трудными для его потомков.

Пишутся стихи о том, что стихотворение пишется.

Роман о романе, сценарий о сценарии.

Играют в теннис без мяча, но путешествия и Гильгамеша, и Одиссея, и Пантагрюэля, и даже Чичикова — должны иметь цель.

Верните мяч в игру.

Верните в жизнь подвиг.

Верните смысл движению, а не смысл достижения рекорда.

‹…›

Книга, которую я к старости своей пишу, названа «Энергией заблуждения».

Это не мои слова, это слова Толстого.

Он жаждал, чтобы эти заблуждения не прекращались. Они следы выбора истины. Это поиски смысла жизни человечества.

Мы работаем над черновиками, написанными людьми. К сожалению, я не знаю начала этого искусства, а доучиваться поздно. Время накладывает железные путы.

Но я хочу понять историю русской литературы как следы движения, движения сознания, — как отрицание. Запомним еще одно.

В Дантовом «Аду» было много кругов, ступеней, этажей. Здесь жили заключенные навек люди, по-разному наказанные за разные грехи.

Но «круги ада» не только гениальный план литературного творения, они следы разных осознаний времени великого города Флоренции.

Там и после смерти спорят люди, разно унаследовавшие опыт прошлого.

‹…›

Роман «Анна Каренина» написан по методу внутренних монологов, т. е. центр романа, место установления аппарата меняется, меняется и способ отношения к миру.

Сама множественность методов отношения является раскрытием смысла жизни.

Искусство не только отношение к жизни, но и монтаж жизни.

Для того, чтобы его понять, мы будем разбирать романы; роман «Анна Каренина» начался как бы с мира Стивы Облонского, с мира отстраненного[221].

Слова вынесены в заголовок с разрешения Льва Николаевича Толстого.

Он писал в апреле 1878 года Н. Н. Страхову, что он испытывает чувство неготовности в работе, неготовности напряжения; напрягаться надо тогда, когда найдено и выбрано.

Он утешает Н. Н. Страхова, который жалуется на трудности в работе:

Это сказано о стихийности сил природы, которые действуют разно и не сразу и создают ту путаницу, которую мы называем мир.

‹…›

Энергия заблуждения — энергия свободного поиска — эта энергия никогда не оставляла Толстого.

Он начинает писать о Кутузове, думая о «Войне и мире».

Создает неверную схему характера, хотя включает реально существующие факты, реально существующие черты характера.

Но энергия заблуждения, энергия проб, попыток, энергия исследования заставляет его описать опять другого, истинного человека. Это берет годы.

Он хочет выяснить Александра I, но энергия заблуждения, энергия поиска стирает торжественный показ Александра, который задуман как благотворитель истории, — и герой исчезает, отодвигается на дальние планы романа.

Толстой хотел поставить в центре романа аристократа Андрея Болконского, который все понимает, именно он осмысливает происходящее. Это не получилось.

Получился другой человек — Тушин.

Андрей Болконский хотел бы относиться иронически к Тушину, обращается к нему «как к китайцу», как к человеку другого племени, чужому, которым не надо даже интересоваться.

Заинтересоваться.

И предрассудок в романе как бы без задания сталкивается с истиной.

Сперва, еще в плане, Толстой рассматривает князя Анатоля Курагина с заинтересованностью, хочет его показать среди героев народа. Получается он любителем жизни, — и не только любителем жизни, а и любителем жить на чужой счет, спокойным лжецом.

Энергия заблуждения — это поиск истины в романе.

В вариантах Анна Каренина сперва некрасивая, толстая, неграциозная, правда обаятельная.

Она вне интеллекта.

Имеет плотного, благоразумного, добродушного мужа, он много старше ее. Она влюбляется в молодого, младше себя, человека. Она — женщина, виноватая перед мужем. Она — та женщина, про которых Дюма-младший говорил, что это самки каиновой породы. Это французское решение. Во всяком случае, решение Дюма.

Эпиграф романа «Мне отмщение, и аз воздам» похож на амнистию.

Не надо тебе убивать, совесть ее убьет.

Но истина сильней предубеждений.