Августовские пушки - Барбара Такман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждый раз, как увеличивались размеры кораблей, им требовались более широкие доки и более просторные гавани, и программа создания дредноутов пострадала от двойственной точки зрения правительства либералов. Поддавшись страстной убежденности Фишера и воодушевлению Черчилля, либералы согласились принять программу их строительства, но рану, которую получили их антивоенные чувства, они уравновесили скупостью выделения средств. И, как результат, в августе 1914 года Скапа-Флоу оказалась не оборудована сухими доками и береговыми оборонительными сооружениями.
Флот, приведенный Черчиллем в состояние боевой готовности, без всяких злоключений добрался в Скапа-Флоу 1 августа, а правительство тем временем продолжало дебатировать, стоит ли ввязываться в бой. Дни после объявления войны были, по словам первого лорда адмиралтейства, периодом «крайнего психологического напряжения». Приближался момент, когда должны были отплыть загруженные войсками транспорты, и в любую минуту ждали от противника каких-либо действий — то ли тот осуществит рейд на побережье, чтобы отвлечь флот, или предпримет еще какую-то тактическую провокацию. Черчилль полагал, что «в любой момент может начаться большое сражение на море».
Мнение Черчилля полностью разделял адмирал сэр Джон Джеллико, который, отправившись 4 августа на поезде в Скапа-Флоу, вскрыл телеграмму с грифом «Секретно» и узнал из нее, что он отныне — главнокомандующий Гранд-Флитом.
Нельзя сказать, что он долгое время дожидался этого назначения или что его отягощали какие-то сомнения в собственной компетентности. Начав службу на военном флоте в 1872 году, когда ему было двенадцать с половиной лет, а рост он имел в четыре с половиной фута, Джеллико привык к широкому признанию своих талантов. Проявленные во время службы на кораблях и на различных постах в адмиралтействе, они заслужили неизменно горячее и громогласное восхищение лорда Фишера, который решил, что одаренный Джеллико и «будет Нельсоном… когда придет Армагеддон». Час пробил, и отобранный Фишером кандидат на звание нового Нельсона с самого момента своего прибытия на базу в Скапа-Флоу испытывал «постоянно мучившее меня громадное чувство тревоги». Его крайне беспокоила уязвимость базы флота. При отсутствии береговой артиллерии, боновых и сетевых заграждений и установленных минных полей Скапа-Флоу была «совершенно беззащитна перед атаками подводных лодок и эсминцев».
Еще больше Джеллико встревожился, когда на борту немецких траулеров, захваченных 5 августа, были обнаружены почтовые голуби — как подозревали, с их помощью немцы передавали информацию подводным лодкам. Его опасения усугублялись страхом перед минами — немцы заявили, что минные постановки они будут вести без всяких ограничений. Когда же 9 августа легкий крейсер таранил и потопил германскую подводную лодку U-15, то это больше обеспокоило Джеллико, чем обрадовало, и он поспешил отослать все крупные боевые корабли из «зараженного района». Однажды на рейде в Скапа-Флоу орудийный расчет вдруг открыл огонь по какому-то движущемуся предмету, доложив о замеченном перископе, и поднялась лихорадочная стрельба, а эсминцы бросились выискивать подводную лодку. Тогда адмирал отдал приказ выйти в море всему флоту из трех эскадр линкоров. Корабли провели в море всю ночь, в страхе перед тем, что, как признавал даже составитель официальной истории военно-морского флота, «могло быть тюленем». Флот дважды переводили на более защищенную базу: сначала на Лох-Ю на западном побережья Шотландии, а потом — в Лох-Суилли на северном берегу Ирландии — и дважды возвращали. Два раза Северное море оставалось в полном распоряжении немцев, знай те об этом. Если бы в это время немцы организовали наступление силами своего военно-морского флота, то его результаты могли бы быть поистине ошеломляющими.
То впадая в истеричную нервозность, то вздрагивая и испуганно шарахаясь, точно лошадь, заслышавшая в траве шорох змеи, английский флот все же занялся своим делом — приступил к установлению блокады и патрулированию Северного моря, непрерывно, вахту за вахтой, высматривая, не появится ли враг. Имея в боевом строю 24 дредноута и зная, что у Германии кораблей такого класса от 16 до 19, англичане могли уверенно полагаться на свое преимущество, а в более высоком классе линкоров считали себя «заметно превосходящими восемь германских». Но над ними довлело ощущение, что окончательно вопрос разрешится только в результате реального столкновения.
В течение недели, пока осуществляется переход транспортов, «у немцев имеются самые сильные стимулы для действий», предупреждал 8 августа Джеллико Черчилль. Но на горизонте не было замечено даже такой малости, как торпедный катер. Бездействие противника только усугубляло напряжение. Где-то на просторах океанов действовали его отдельные боевые корабли: «Гебен» и «Бреслау» — в Средиземном море, «Дрезден» и «Карлсруэ» — в Атлантике, а «Шарнхорст», «Гнейзенау» и «Эмден» из эскадры фон Шпее совершали в Тихом океане смелые рейды — или же дерзко уходили от ответа, но флот Открытого моря, затаившийся без движения за Гельголандом, казалось, предвещал нечто куда более зловещее.
«В высшей степени необычное молчание и бездеятельность врага могут быть прелюдией к его серьезным и смелым действиям… возможно, крупномасштабной высадке десанта на этой неделе», — предупреждал Черчилль руководство флота 12 августа. Он предложил, чтобы Гранд-Флит выдвинулся ближе к «театру, где предстоят решительные действия». Джеллико, однако, продолжал вести патрулирование на серых водных просторах между оконечностью Шотландии и Норвегией, и только однажды, когда переброска на континент британского экспедиционного корпуса была в самом разгаре, осмелился спуститься южнее 56 параллели. В период с 14 по 18 августа транспорты 137 раз пересекали Ла-Манш, и все это время Гранд-Флит в полном составе, вместе со своими эскадрами и флотилиями сопровождения, в напряженном ожидании вел патрулирование, высматривая белый след торпеды, стараясь уловить радиосигнал, который подскажет, что германский флот вышел в открытое море.
Гросс-адмирал фон Тирпиц, германский Фишер, отец, создатель и душа германского флота, «вечный Тирпиц», с белой, как у Нептуна, раздвоенной бородой, занимал пост статс-секретаря военно-морского ведомства с 1897 года, и к своим шестидесяти пяти годам на одном посту прослужил дольше, чем любой другой министр со времен Бисмарка. Но его держали в неведении о военных планах, имевших прямое отношение к тому оружию, которое он выковал. План войны «военно-морской штаб хранил в секрете даже от меня». Когда 30 июля Тирпицу показали оперативные приказы, он узнал «страшную» тайну: никакого плана не было. Наличие у Германии сильного военно-морского флота стало главным фактором вовлечения страны в войну, но когда война разразилась, оказалось, что в самой войне флоту не отводилось никакой активной роли.
Если бы кайзер ограничился чтением книги Кеннета Грэма «Век золотой» — похожим на сон рассказом о детстве английского мальчика, окруженного холодным миром взрослых, — которую он держал на прикроватном столике на своей яхте, то вполне возможно, что войны бы и не было. Но германский император отличался эклектичностью и прочитал книгу, которая увидела свет в 1890 году и в своей области произвела такое же громадное воздействие, как «Происхождение видов» в биологии и «Капитал» в экономической теории. Во «Влиянии морской силы на историю» адмирал Мэхэн продемонстрировал: кто контролирует морские коммуникации, тот управляет своей судьбой; тот, кто господствует на море, является господином положения. Перед внутренним взором впечатлительного Вильгельма открылось потрясающее видение: Германия должна главенствовать не только на суше, она должна стать и владычицей океанов. Началась реализация программы строительства военно-морского флота, и хотя Германия не могла сразу же нагнать Англию, но при той настойчивости и энергичности, с какой шла судостроительная программа, рано или поздно это грозило произойти. Подобная перспектива бросала вызов морскому превосходству, на котором строились расчеты Великобритании, и заведомо обуславливала вероятность ее враждебной позиции в войне и, следовательно, применение против Германии главного британского оружия — блокады.