Первая Галактическая - Андрей Ливадный

— Да. Образец голоса для распознавания речевых команд внесен в основную базу данных. Прошу уточнить степень свободы действий при исполнении приказов.

— Полная, — ответил ему Дмитрий, не подозревая, что для тонко запрограммированного андроида эта команда, отданная новым хозяином, означает очень многое.

На секунду робот застыл, словно манекен, затем в коммуникаторе Дорохова раздался его голос:

— Смена командных приоритетов произведена. Включена наивысшая функция свободы принятия решений. Я готов к действию.

— Тогда пошли. Вскрываем отсеки правого борта, проверяем состояние людей и исправность аппаратуры.

* * *

Это был тяжелый путь.

«Игла» не металлический и уродливый неполноценный обломок, как того опасался Дмитрий, но множественные повреждения брони, декомпрессия отсеков, разбитые агрегаты и дезориентированные, перепуганные люди — все это создавало удручающую картину.

Приказав Дейву исследовать грузопассажирский отсек «А», Дмитрий занялся ручным приводом первой опущенной по его приказу аварийной переборки. За ней царил вакуум, в темном помещении, прижавшись друг к другу, стояли люди в аварийных скафандрах, сквозь оплавленную дыру в обшивке просматривались звезды, но первое, что увидел Дорохов в рассеянном свете своего плечевого фонаря, были алые капельки крови, плавающие в невесомости, и раскроенное лазерным лучом человеческое тело, которое, разделившись на две половинки, медленно дрейфовало под потолком отсека.

В первый момент Дима остолбенел, его горло сжал спазм, но тихий голос в коммуникаторе едва не заставил его заорать от отчаяния, внутренней боли и неприятия всего происходящего вокруг:

— Дяденька, заберите нас отсюда…

Взрослые и дети, всего девять человек… Сколько они простояли вот так, в терпеливом ожидании, среди алой каплеобразной взвеси, которую разбрызгивало кружащее под потолком отсека мертвое тело?

— Дейв, что там у тебя?!

— Отсек «А» не пострадал. Тут есть свет и воздух. Я запускаю рециркулятор атмосферы и автономный контур жизнеобеспечения.

Доклад дройда был первой приятной новостью. Робот оказался намного более полезным и сообразительным, чем это можно было предположить на первый взгляд.

— Идите за мной. — Дмитрий сам поразился твердости собственного голоса. На самом деле ему все еще хотелось кричать, но молчаливые фигуры не оставляли ему права проявлять свои чувства, — в их глазах он был офицером корабля, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Двигаемся прямо по коридору, к отсеку «А», — задавив душившие его эмоции, коротко приказал Дмитрий.

* * *

За два часа он собрал почти всех принятых на борт корабля беженцев. Тридцать человек разместились в первом, подготовленном Дейвидом отсеке, еще сорок — во втором, более обширном, имеющем литеру «Б».

За время своих поисков Дмитрий не встретил ни одного члена экипажа «Иглы». Всего их было двенадцать человек, и, кроме Дорохова, который вел корабль, остальные члены команды по боевой тревоге заняли посты в блистерных куполах.

Теперь никто из них не отвечал на вызовы по внутренней связи. Блистеры молчали, и эта тишина при попытках связаться с кем–либо из экипажа порождала в душе Дорохова отчаяние.

Наконец, констатировав смерть шестерых беженцев, погибших в момент, когда «Игла» подверглась массированной атаке прорвавшихся сквозь заслон «Европы» космических истребителей, и разместив выживших в двух загерметизированных отсеках, Дмитрий, Уже едва живой от усталости и непрекращающегося стресса, смог заняться непосредственно огневыми точками корабля.

Если бы не невесомость, царящая в отсеках, его бы шатало при ходьбе от усталости и нервного напряжения, но в отсутствие тяготения он ощущал лишь бесконтрольную дрожь, которая волнами гуляла по телу под скафандром.

Озноб не имел никакого отношения к холоду.

Дмитрий позволил себе остановиться, чтобы хоть немного прийти в чувство после двухчасовых блужданий по темным, изувеченным отсекам «Иглы» в поисках выживших.

Уцепившись за скобу, он висел под потолком коридора, слушая, как гулко и неровно бьется его собственное сердце. Внезапно вспомнился шипящий вишнево–красный луч лазера, прошедший всего в полуметре от его кресла, оставляя на полу рубки расплавленную борозду и падающие сверху осколки лопнувших экранов, которые, не долетев до пола, вдруг взмывали вверх, подхваченные шквальным порывом улетучивающегося в узкую пробоину воздуха.

…Когда сердце немного успокоилось, а пульс перестал ощущаться в висках, как гулкий и ритмичный набат, Дима больше не смог медлить, застыв под потолком коридора, — кончились все мыслимые отговорки, — ему нужно было проверить огневые точки, чтобы убедиться воочию, что стало с одиннадцатью членами экипажа «Иглы», отражавшими атаку истребителей, находясь в блистерных отсеках, выступающих за обшивку корабля.

К ним вели аварийные шлюзы, внутренние люки которых выходили все в тот же центральный коридор «Иглы». Всего огневых точек было двенадцать, одна пустовала в момент атаки, но Дорохов не знал, в каком именно блистере не было стрелка, поэтому, отправив Дейва заделывать пробоину в обшивке — ту самую подле рубки управления, из которой он извлек дройда несколько часов назад, Дима, собрав остатки мужества, решил, что будет исследовать все блистеры подряд, начиная от хвостовой части корабля.

Пока в центральном коридоре царил вакуум, у него не было причин выполнять процедуру шлюзования — отсеки стрелков с установленными в них орудиями также не имели атмосферы, поэтому Дмитрий открыл сразу оба люка, протиснулся сквозь узкий тамбур аварийного шлюза и оказался внутри прозрачного купола огневой точки.

Ему потребовался лишь краткий, полный ужасного прозрения миг, чтобы понять — он не в куполе, а в открытом космосе!..

Уцепившись за покореженную, оплавленную штангу, которая крепила орудие к корпусу «Иглы», Дорохов огляделся и понял, что блистера попросту нет, от него остались лишь острые огрызки бронестекла да несколько искривленных стоек, на одной из которых, будто черная насмешка над всеми его надеждами, уцелел фрагмент кресла, прожженная насквозь спинка с обрывками страховочных ремней.

Ему, несмотря на возраст, вдруг захотелось заплакать навзрыд, как маленькому ребенку… но даже этого не вышло, лишь вырвался из горла сдавленный хрип…

Война…

Только сейчас, глядя на расположенные по кругу огрызки бронестекла, он начал смутно понимать истинный смысл этого слова…

Оно никак не хотело приживаться внутри, находить свое место среди жизненных понятий, и Дима в этот страшный для него миг окончательного прозрения смог осознать только один непреложный факт — она пришла и уже не уйдет… Как бы страстно он ни желал проснуться — это был не сон, не кошмар из мира грез, а реальность, которая вскоре станет буднями, обыденностью, если, конечно, ему самому повезет выжить…