Покушение - Александр Беляев

— Развяжите ему руки, — сказал Круклис.

Альфон ловко перерезал веревку, стягивающую за спиной у Зинкеля руки.

— Разомните хорошенько пальцы, вам сейчас придется писать, — обращаясь к Зинкелю, сказал Круклис.

Немец, сопя и всхлипывая, послушно задвигал пальцами. Тем временем Круклис положил на дымоход тетрадку и самописку.

— Готовы? — спросил Круклис.

— Вполне, — закивал Зинкель.

— Вот так-то лучше, — одобряюще заметил Круклис. И начал диктовать: — Поставьте вверху дату: двадцать пятое июля 1944 года. Надеюсь, неделю тому назад вы уже занимались этим мотоциклом?

— Да, конечно, — подтвердил Зинкель.

— Пишите с абзаца. В ответ на ваш запрос сообщаю. В настоящий момент готовим мотоцикл «М-72» для заброски в советский тыл. Это мне удалось узнать у гауптштурмфюрера Этцена. Пока что успели только спрятать в коляске мотоцикла мощную мину с радиовзрывателем. Ждем прилета специального самолета из Берлина, на котором мотоцикл и шпионы будут переброшены в ваш тыл. Написали? Пишите с новой строки.

Благодарю за деньги, которые вы послали моей жене. Она их уже получила, о чем уведомила меня в письме. Просил бы по возможности увеличить мой гонорар. Сейчас в Германии все страшно дорого. А собирать интересующие вас сведения после известных вам недавних событий становится все трудней. Написали?

— Кому адресовано это письмо? — со страхом выдавил из себя инженер.

— Мне, Зинкель. Мне. И поверьте, оно не попадет в руки бригаденфюрера Мюллера до тех пор, пока вы сами не вздумаете рассказать кому-нибудь о нашей сегодняшней встрече, — ответил Круклис.

Он взял письмо, сложил его вчетверо и убрал в карман.

— И помните, Зинкель. Если даже вы и доложите о случившемся с вами своему начальству, нам вы уже не повредите. Но гестапо вряд ли похвалит вас за вашу откровенность. И уж особенно гауптштурмфюрер Этцен. Они наверняка захотят побольше узнать и у вас, и у вашей жены, а возможно, и у дочки, о чем вы еще успели поведать партизанам на чердаке своего дома. А когда им понадобится что-то узнать, они умеют добывать нужные им сведения. Так что молчите, Зинкель. Молчите до тех пор, пока не только в Риге, но и в Берлине не останется ни одного живого представителя вашей бандитской партии.

Сказав это, Круклис кивнул подпольщикам и быстро пошел к лазу на чердаке соседней пятиэтажки. Трое направились за ним. А Андрис остался еще на полчаса возле Зинкеля. Потом отпустил его восвояси и, пригрозив на прощание пистолетом, побежал догонять друзей, которые ждали его в условленном месте. Круклис и Тальцис в это время были уже на перроне в Сигулде. Тут их встретил пожилой человек в очках и, обменявшись паролями, предложил в ожидании поезда на Валгу зайти к его знакомому и выпить чаю. Время переждали. Потом они ехали. Потом шли пешком, потом снова ехали уже на лошади. И снова шли. И лишь к концу вторых суток добрались до партизанского отряда. И Круклис попал в объятия друга своей боевой молодости Арнольда Салтыня. Воспоминаниям друзей, казалось, не будет конца. Но Круклис спешил в Москву, и уже через сутки в расположении отряда приземлился По-2. Он привез медикаменты, боеприпасы, свежую почту, питание для рации. Погода стояла безветренная, теплая. Над лесом густыми космами стлался туман. Мерцали звезды. Но уже приближался рассвет, и пилот торопился улететь обратно. По дороге к самолету Круклис отдал Тальцису последнее распоряжение:

— Передай Валейнису, пусть его красавица Дзидра не порывает с тем водителем. Только через него можно будет теперь узнать, когда эта русская пара начнет ездить на аэродром. Это будет значить, что самолет уже пригнали и вот-вот нужно будет ждать у нас «гостей».

— Обязательно передам, товарищ Сергеев, — ответил Тальцис.

Круклиса провожало все командование отряда. Он тепло всем пожал руки, а комиссару отряда Салтыню сказал:

— Знаешь, Арнольд, у меня такое чувство, будто я знаком со всеми вами сто лет и расстаюсь, как с родными братьями. Передай всем товарищам, которые мне помогали, самое огромное спасибо.

— Какие благодарности, Ян? Передай в Москве, что мы тут жизней не пожалеем, чтобы помочь Красной армии поскорее освободить нашу землю. Желаем тебе всяческих успехов, и береги себя, — растроганно ответил Салтынь.

— А мы ненадолго расстаемся. Шяуляй уже наш. Елгава наша. Ейлайне уже наша. До Риги рукой подать! А освободят Ригу, сразу же приеду и непременно всех вас разыщу! — Круклис еще раз крепко пожал друзьям руки и забрался в кабину самолета.

Крутнули винт. Мотор, чихнув, заработал. Пилот прибавил обороты, и самолет, пробежав поляну почти до конца, взлетел. И как только лес остался внизу, сразу стало видно, что рассвет разлился уже широкой полосою над горизонтом.

Круклис перед полетом не успел обмолвиться с летчиком даже парой слов. И сейчас, придвинувшись к его кабине поближе, громко спросил:

— Сколько лету до фронта?

— Сюда добирался час двадцать, — прокричал в ответ летчик.

— Ну, домой даже лошадь бежит быстрее, — пошутил Круклис.

Внизу уже стали видны поляны, лужайки, уже можно было отличить кустарник от высокого леса. Четче обозначились прожилки лесных речушек. До фронта было еще далеко. Ни стрельбы, ни разрывов еще не было слышно. Еще мерили кое-где предутреннее сумеречное небо фиолетово-синие лучи прожекторов. Да едко чадили то тут, то там недогоревшие за ночь пожары.

Однако прошло минут сорок, и обстановка внизу значительно изменилась. И дыму, и огней несравненно стало больше. И летчику уже несколько раз приходилось нырять к самым верхушкам деревьев, чтобы увернуться от колючих огоньков трасс, стремительно вырывавшихся из леса в направлении ночного бомбардировщика. До линии фронта оставалось не так уж много…

Круклис поглядывал по сторонам и вдруг увидел на фоне самого предела светлой полосы рассвета летящих им навстречу пару самолетов. Он тут же указал на них летчику.

— «Лавочкины» на охоту отправились, — безошибочно определил тот. — И нам поспокойнее будет…

Истребители между тем неожиданно круто взмыли вверх. Круклису даже показалось, что он уловил натруженный звук их двигателей. Но это только показалось. Гудел в полную мощность мотор По-2, свистел в открытой кабине ветер, ухали где-то внизу зенитные орудия, встречавшие огнем советских истребителей. Круклис не отрывал взгляда от «лавочкиных». «Не мой ли Освальд в этой паре? Тоже ведь где-то тут воюет, — невольно подумал он. — Обязательно напишу, спрошу, чем занимался он в это утро?»

Ла-5, набрав высоту, вдруг резко перешли в пике. Круклис посмотрел вниз. Над лесом, почти на той же высоте, что и их По-2, в направлении линии фронта летели четыре немецких самолета.

— Смотри! Вон! — крикнул летчику Круклис.

— «Фоккеры»! Ну, будет сейчас дело! — сразу оценил обстановку летчик.

И словно в подтверждение его слов, «лавочкины», сделав разворот, оказались сзади «фокке-вульфов». Маневр обеспечил нашим истребителям выгодную позицию. Они немного перестроились, ведомый отошел вправо, и огненные трассы снарядов их пушек врезались в строй немецких истребителей. Но оба, очевидно, несколько поспешили. Строй «фокке-вульфов» распался. Но все они, уцелев от огня, полезли вверх.