Хроника смертельного лета - Юлия Терехова

– Пускай так, – смущенно кивнул он, – но поговорить-то со мной ты можешь?

– О чем? – с острой болью простонала она. – О чем нам с тобой говорить спустя столько лет?

– Ну, хотя бы о дочери, которую ты у меня отобрала, – неожиданно сурово произнес он.

– Я у тебя отобрала?! – от негодования у Анастасии перехватило горло.

– Конечно, – кивнул он с нахальным видом, и что-то проскользнуло в его облике от того, молодого и самоуверенного Левушки Рыкова. Анастасии стало противно.

– Как у тебя язык поворачивается? Променял меня на заграничную командировку, а теперь заявляешь…

– Да, тебя променял, – кивнул он, – но я не желал отказываться от дочери. А ты меня отстранила.

– А ты забыл, как предложил мне деньги на аборт? – выдохнула Анастасия. Она совершенно не ожидала, что этот человек способен пробудить в ней ярость, которая, казалось, давно умерла в ее душе. Как она, однако, ошибалась!

Рыков выпустил ее руку, которую продолжал сжимать, и отступил на пару шагов. Потом, ощупав взглядом комнату, решил сесть на диван. Устроился поудобнее.

– Да, помню, – с вызовом ответил он, – наверно, я ошибся. А может, и не ошибся. Если б ты приняла те деньги – сейчас все было бы по-другому. Ты бы устроила жизнь иначе, и меня бы не грызло чувство вины все эти годы.

– Так вот что тебя беспокоит! – с горечью воскликнула Анастасия. – Чувство вины! Так забудь о нем! Я была счастливо замужем за человеком, которого любила, и Шурку воспитывал замечательный отец! Почему только умирают хорошие люди так рано…

– Ну да, а мерзавцы, вроде меня, коптят небо… – договорил Рыков. – Я тебя понимаю.

– Понимает он, – устало опустилась Анастасия в кресло. В ее позе было столько изящества, что Лев Петрович невольно залюбовался ею. «Держи себя в руках, – сказал он себе, – хоть одно неверное слово, и она выгонит тебя навсегда».

– Поверь мне, Настя, понимаю. Но я же хотел помогать тебе, и не только деньгами, но и девочку воспитывать. Ты сама отвергла меня и мою помощь.

– Что теперь говорить об этом? Ничего нельзя изменить.

– Можно, – с неожиданным жаром воскликнул Лев Петрович. Он, вскочив с дивана, оказался у ног Анастасии и сжал ее колени:

– Все еще можно если не изменить, то наладить.

Она изумилась:

– Это ты о чем?

– Неужели ты не видишь, Настя! – он схватил ее ладони и принялся целовать их. – Я все еще люблю тебя. И пришел сказать об этом. Я готов бросить все и быть рядом с тобой. Конечно, я уже старый, а ты все еще молода и хороша невероятно, но у нас могло бы быть будущее.

– Нет, Лева, – она не отняла руки, а только печально сказала, – нет у нас с тобой будущего.

– Почему? – взмолился он. – Перестань упрямиться и постарайся простить меня – ради Александры, ради самой себя, в конце концов!

– Ради самой себя? – она в недоумении наморщила лоб.

– Да, Настя! – с воодушевлением продолжал он. – Мы могли бы быть вместе! Разве мы это не заслужили?

– Не заслужили? – до нее в итоге дошел смысл того, о чем он говорит, и она рассмеялась. – О нет! Я этого точно не заслужила – чтобы после Максима снова оказаться в постели труса и подлеца.

– Что? – оторопел Рыков. – Как ты меня назвала?

Она медленно встала с кресла и сделала пару шагов к окну.

– А вот как слышал – или у тебя со слухом проблемы? Трус и подлец – это ты. Да я бы ни за что не унизилась до близости с тобой!

Лицо Рыкова пошло красными пятнами.

– Это твой окончательный ответ? – спросил он, поднимаясь с колен.

– Самый окончательный! – кивнула она и улыбнулась. – И, по-моему, тебе пора. И не приходи сюда больше – не пущу.

Она отвернулась от него. Ее прямая спина была настолько красноречива, что Лев Петрович попятился к выходу, поняв, что больше с ним говорить не будут – ни за что и никогда. За все надо платить.

– Ты сделала невозможное, chiсa[40], – в глазах Жики стояли слезы. – Ты умница и талант! И ты, мальчик мой, тоже…

Борис подал Анне руку, и она вспорхнула с паркета. Чего стоил ей этот четырехминутный танец – одному Богу известно: почти весь номер она танцевала на пуантах, sur les pointes[41], всего несколько раз опускаясь на всю стопу. Подобную нагрузку на ноги Анна испытала только в одном танце – «Лебедь» Сен-Санса требовал почти непрерывного рas de bourrée – мелкого чеканного шага на полных пальцах…

– Ну вот, мы и закончили, – констатировала Жики, обнимая сначала Анну, а потом Бориса. – Больше я вам не нужна, справитесь сами. А мне пора возвращаться домой.

Домом Жики называла Париж, где жила долгие годы. Хотя Буэнос-Айрес продолжал оставаться ее родиной – любимой родиной.

– Но ты будешь на концерте в театре Колон, Жики? – спросила Анна, целуя ее в пергаментную щеку и вдыхая волнующий аромат Герлена.

– Обязательно! – тангера улыбнулась. – Как же мне там не быть! Я получаю приглашение каждый год и никогда им не пренебрегаю.

– Я попрошу конферансье объявить, что ты хореограф и постановщик, – сообщила Анна. – Это твой танец.

– О нет, уволь! – хрипло рассмеялась Жики. – Чтоб обо мне говорили, что я репетирую балетных?! Мне такая слава ни к чему. На тебя посмотрят как на капризную знаменитость, ты сорвешь аплодисменты, а про меня скажут – старая дура совсем выжила из ума! Учитывай специфику нашей публики.

– Я прошу меня простить, – Борис подергал Анну за хвост, в который были собраны ее волосы. – Мне нужно бежать. Жики, мы еще увидимся? Надеюсь, ты не завтра уезжаешь?

– Через пару дней, – объявила дива. – Мастер-класс закончился. И у вас такая жара и духота, что кошмар…

– А завтра ты обедаешь у нас, помнишь? Я наконец тебя с любимым мужем познакомлю, – улыбнулась Анна. – Ты, мой золотой, тоже приходи! – кивнула она Борису. – Обещаю свининой не кормить!

– Да иди ты со своей свининой, – огрызнулся Борис, – можно подумать, ты ее когда готовила! Сельдерей и постная вареная говядина – вот и все твое меню! Не ходи к ней, Жики, пошли лучше в пиццерию, покушаем лазанью!

– Я тебе покажу – лазанью! – Анна шутливо погрозила Борису кулаком. – Будешь есть вареную говядину, хотя нет, я тебе филе индейки сварю, без соли…

Жики на нее посмотрела с жалостью.

– Ты это серьезно? Ты и вправду так питаешься?

Анна усмехнулась.

– Да, это моя жизнь. Балетный станок, сельдерей и филе индейки. Говядина – на праздник. Секс – тоже по праздникам, а еще по выходным.