Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации - Елена Прудникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этого момента можно было утверждать, что эксперимент оказался успешным. Совхозы доказали, что они способны быть рентабельными – а значит, имеют право на существование, несмотря на всю неотлаженность механизма социалистического сельхозпредприятия.
Официальная советская наука говорила об успехах совхозного строительства, приводя в пример крепкие, доходные хозяйства, – и это чистая правда. Современная, обслуживающая противоположный социальный заказ, с той же легкостью на каждый такой образец находит десять примеров вопиющей бесхозяйственности – и это тоже чистая правда. Но делать отсюда вывод о перспективности или бесперспективности совхозов нельзя.
Почему? Да потому, что существовало еще и хозяйство «Лотошино» Московской губернии. В том же самом 1925 году урожай зерновых в нем составил 160–180 пудов с десятины, а удой на одну корову 174 пуда в год (около 8 кг в день) против 102 пудов в среднем по совхозам (4,2 кг). (Конечно, по нашим временам такие цифры покажутся смешными – но тогда в России почти не было породистого скота, его еще предстояло вывести, и этих показателей добивались все от тех же крестьянских буренок, про которых хозяева говорили: «у нас не корова, а навозная течь»).
Это – маяк, свет на вершине.
Вспомним: для чего все же нужны детям игрушки? С точки зрения взрослых, они существуют, чтобы отпрыски не мешали родителям. Но для детей игра – это отработка навыков, которые понадобятся им во взрослой жизни. В Гражданскую совхозами баловались, присматриваясь краем глаза: можно ли построить из этих кубиков хоть какой-нибудь домик? Кривенько, но вышло, и после перевода на хозрасчет совхозы начали изучать.
Учиться властям РСФСР было не у кого, никто в мире до сих пор ничего подобного не делал. Так что им поневоле приходилось обращаться с экономикой, как с новой техникой: проект, опытный образец, испытания, доводка, снова испытания – и так до тех пор, пока не получалась машина, которую можно запускать в серию. Совхоз как сельхозпредприятие не был ничем потрясающим, но совхозное строительство как полигон, на котором шла отработка новой аграрной экономики России, свою функцию выполнило полностью.
Советская аграрная реформа кажется внезапной. Но даже рождение кошек, которое народная мудрость называет критерием внезапности, и то требует определенного подготовительного периода. Тем более столь кардинальная перестройка всего аграрного сектора не могла проводиться экспромтом, это нонсенс. Интересно, хоть кто-нибудь всерьез изучал нэп как совершенно уникальный период отработки методов управления будущей плановой экономикой?
И в этом аспекте существование одного образцового хозяйства «Лотошино» искупает все неудачи совхозного строительства. Потому что на выходе удалось получить искомое – доведенный до работающего состояния образец агрозавода.
Можно готовиться к серийному производству.
Но чем дальше, тем больше становилось ясно: совхозы, при всей своей уникальности и нужности, не решали главной проблемы будущей аграрной реформы – как быть с крестьянином-бедняком?
Одни совхозы помогали окрестным земледельцам – предоставляли улучшенные семена, качественный скот, организовывали зерноочистительные пункты, ремонт сельхозмашин, проводили лекции. Другие относились к ним потребительски-эксплуататорски: сдавали землю в аренду, предоставляли кредиты под грабительский процент. Есть случаи прямого мошенничества: например, совхоз, получив семенную ссуду, переуступал ее крестьянам, наживаясь на разнице в процентах. Климин приводит пример такого хозяйства:
«Он имел свободных 5 плугов, но прокатного пункта не организовал, а за потраву луга крестьянским скотом берет хуже старого помещика. Он установил высокую плату населению и за помол зерна… Не выдал совхоз и семена крестьянам в кредит. По словам крестьянки Пономаревой, „мы живем с совхозом как волки, от него ничего мы не видим, кроме обиды. За кредит небольшой – кринку молока. Я бы отработать могла, а меня гонят. Разве это совхоз“».
Но, вне зависимости от отношений с окрестным населением, совхоз все равно занял в русской деревне ту экологическую нишу, где раньше сидел барин. Крестьяне так и говорили: «советские помещики». Сам по себе барин может быть очень хорош, но основной проблемы сельского хозяйства он не решает никак, как не решал ее и прежний помещик. Советская аграрная реформа уперлась все в ту же стену, что и Столыпинская: можно устраивать на селе любые фаланстеры, с самыми фантастическими результатами – но куда девать сто двадцать миллионов мужиков с их сивками, сохами и 80-ю полосками земли на один семейный надел?
Имеется четверть миллиарда казенных денег, которыми распоряжаются назначенные коммунисты, плюс к этому имеется кооперативная вывеска.
Кооперация стояла ближе к мужику, как первичная, древнейшая форма взаимодействия между мелкими производителями. Когда пять первобытных охотников вручали одному из них связку шкур и посылали в соседнее становище менять их на кремневые наконечники, они создавали первый кооператив. Разве что денег у них не водилось – ну, так и в Гражданскую натуральный обмен вовсю процветал. Впрочем, как и кооперация: частная торговля была запрещена, государственной еще не существовало, и единственной легальной возможностью вести хоть какие-то дела с селом являлись кооперативы.
Во время войны большевики относились к кооперации сложно. С одной стороны, дело хорошее, с другой – ее контролировала зажиточная часть деревни и «держали» эсеры. А вот после войны правительство включило ее в число своих главных козырей. И были тому две основные причины, по числу двух видов кооперации – потребительской и производственной.
Причина первая. С введением нэпа произошло то, что и должно было произойти. Нэпманы проявили нешуточную деловую активность, но только в одной области – в торговле, и принялись активно захватывать рынок. Власть, стиснув зубы, признала посредников-спекулянтов как неизбежное зло, но вовсе не собиралась считать их добром. Не надо быть экономическим гением, чтобы понять, что частная торговля при государственной промышленности станет каналом перекачки госсредств в карманы нэпманов. Не говоря уже о том, что монополия частника на рынке позволяла… Да что монополия – простое господство частника на рынке, притом что существовали и госторговля, и кооперация, всего через несколько лет поставит страну на грань голода – при нормальном урожае!
Между тем для производителя частный торговец был удобнее, чем государственная сеть реализации – громоздкая, неотрегулированная, неповоротливая. Частник – более гибкий, мобильный, являющийся хозяином своим ценам, не нуждающийся в утрясках и согласованиях – быстро ориентировался, платил наличными, легко проникал в самые отдаленные медвежьи углы. Эту проблему надо было как-то решать. И в ее решении немалая роль отводилась кооперативам.
В мае 1924 года в Москве состоялся XIII съезд ВКП(б). Известен этот партийный форум в основном тем, что на нем было оглашено так называемое ленинское завещание – а между тем куда интереснее были другие вопросы, рассматривавшиеся там. Одними из основных как раз являлись вопросы торговли и кооперации и задачи в этих областях в условиях нэпа.