Походы и кони - Сергей Мамонтов

Через горы

Мы выступили на следующее утро, и нас предупредили, что в Симферополе, через который мы должны были пройти, восстание и мы должны быть готовыми. Это известие было неприятно, но на практике оказалось, что по нам не стреляли. Восставшие, видимо, струсили и сами попрятались. Все же дивизия шла, не останавливаясь и не отрываясь частями друг от друга. С той стороны Симферополя начинаются скалы и вскоре за ними горы.

На этот раз эвакуация была хорошо разработана. Армия грузилась в разных портах. Пехота в Севастополе, мы, кавалерия, в Ялте, кубанцы в Феодосии и донцы в Керчи. Толкотня была только у кубанцев. В Феодосии стоял наш обоз и оттуда грузился брат. В других портах все прошло гладко.

Вскоре мы вступили в горы, покрытые с северной стороны мелким лиственным лесом. По мере подъема становилось холодно. Я надел полушубок брата. Людям часто приходилось нажимать на колеса орудий и повозок в местах, где подъем был особенно крут. Упряжные лошади дымились, и приходилось останавливаться, чтобы дать им отдышаться. Только к вечеру, как раз перед закатом солнца, мы достигли перевала и, как зачарованные, остановились. Грандиозная картина. Налево красные скалы отражали солнце, направо Чатырдаг (1525 м). Перед нами до бесконечности темно-синее море, и у наших ног зеленый сад с белыми домиками. Красота. Так бы и остался любоваться, но на перевале места было мало и нужно было его освободить для других.

Дорога круто спускалась вниз. Мы поставили тормоз на колесо орудия. Я сел на лафет, обнял обеими руками затвор орудия и крепко заснул. Солдатам я строго запрещал садиться на лафет. Во сне можно свалиться и быть раздавленным орудием. Орудие пошло рысью со спуска. Из-под заблокированного колеса летели искры, а я спал самым безмятежным образом.

Я проснулся из-за того, что орудие остановилось. Кругом темнота. Я задыхался в полушубке. Какой-то странный шум меня удивил. Ах, это же шум волн. Мы на берегу моря. Мы были в Алуште. Какая разница. С той стороны гор зима, а с этой – весна. Мы остановились на ночь в Алуште и купили, очень дорого, скверное вино.

Вино

От Алушты до Ялты идет прекрасное шоссе, недалеко от берега моря. Справа крымские горы отделяли нас от красных. Горы непроходимы, их можно пересечь только по двум-трем дорогам. По нашим сведениям, таких дорог между нами и Ялтой не было.

Кругом был земной рай. Сады и виноградники. Синее небо и темно-синее море, белые домики и часто прекрасные виллы. Справа зеленые горы. Дивизия выступила утром из Алушты и направилась на запад к Ялте.

Обозненко подъехал ко мне.

– Шоссе проходит как раз у ворот винных погребов. Это представляет большой соблазн для наших солдат. Но сегодня ночью мы остаемся в арьергарде. Я вас прошу не напиваться, и постарайтесь удержать людей.

– Я-то не напьюсь. Но что касается солдат, то я бессилен. Они будут пьяны во всяком случае.

Очевидно, шоссе было проведено специально для перевозки вина. На всем протяжении дороги были погреба, один рядом с другим. Они были вырыты в горе. Ворота были у всех распахнуты. Были видны ряды бочек, из которых лилось вино на землю. Солдаты вырывали кляп из бочки и, конечно, не трудились его опять воткнуть.

Колонна дивизии становилась все шумней и веселей. Под конец она походила скорей на свадебную процессию, чем на доблестную армию накануне ухода с родины. Я отыскал Обозненко.

– Евгений Николаевич, мне кажется, что вы и я – единственные трезвые в колонне. Это больше неважно, погреба будут нашим лучшим арьергардом. Красные, конечно, тоже перепьются, а наши, может быть, уже протрезвеют… Я хочу тоже воспользоваться необыкновенным случаем…

– Да, вы правы, валите.

Я прицепил Андромаху к повозке и сам вошел в погреб. Он уходил глубоко в гору. С двух сторон на козлах лежали бочки в три ряда, друг над другом. Из всех лилось вино. На земле его было уже сантиметров десять – двенадцать.

Я сложил руки ковшом, попробовал вино и его выплюнул.

– Это молодое, хорошее должно быть в глубине.

Я побрел по вину в глубь погреба, изредка пробуя. Но из-за частых проб я потерял вкус. Пол слегка наклонялся и вино прибывало, пришлось подтянуть голенища сапог. Я чувствовал, что начинаю пьянеть от паров вина. Лучше вернуться. Можно опьянеть, свалиться и утонуть в вине. Конечно, это неплохая смерть, но все же… Тут я наступил на что-то, что задергалось, и свалился в вино. Я задирал ноги, чтобы вылить вино из сапог. Темнота была полная. Видно было только далекий светлый квадрат ворот. Ощупью я стал искать, обо что я споткнулся, и нащупал Мертвецки пьяного солдата. Я взял его за шиворот шинели и попробовал тянуть. Но вся его одежда пропиталась вином, он был слишком тяжел. Еще из-за него сам свалишься и утонешь.

Я подтянул его к козлам, на которых стояли бочки, и заклинил его голову в развилке. Сперва он выскользнул. Тогда я нажал сапогом и заклинил лицо. Рот его возвышался на несколько сантиметров над уровнем вина.

– Вот, неизвестный солдат, я сделал для тебя все, что мог. Не взыщи. Коль вино поднимется выше твоего рта, значит тебе не повезло.

Я вышел из погреба и был поражен. Шоссе было пусто, колонна исчезла. А я-то думал, что всего проваландался минут двадцать.

Я отстегнул кобуру револьвера, чтобы скорей его вытащить в случае чего, и пошел крупным шагом по шоссе, внимательно осматривая кусты. Потому что в горах водились «зеленые», род бандитов, которые нападали на одиночек. По обочине дороги лежали недвижные тела солдат, только следы блевотины указывали, что это не трупы, а пьяные. Их было десятка с два. Вдруг я увидел всадника, который сильно качался в седле. Присмотревшись, я с радостью узнал Леню Александрова.

– Леня, как я рад, что тебя встретил.

– Я тоже, Сережа, рад тебя видеть.

Он расчувствовался и чуть не упал с седла.

– Слушай меня внимательно. Я остался без лошади.

– Возьми мою.

– Нет, но поезжай в батарею и пришли мне Андромаху с солдатом, который не очень пьян. Это важно. И не свались.

Он пошел крупной рысью, и я с беспокойством следил за ним глазами. Но он не упал, и через некоторое время Половинкин привел мне Андромаху. Как я ей был рад! Я присоединился к батарее, которая с эскадроном гвардейской кавалерии стояла на громадном обрыве, доминирующем над дорогой, долиной и местечком Гурзуф, там, у моря, между двумя скалами. Одну из скал звали Аю-Даг. Вся же дивизия ушла в Ялту грузиться на пароход.

Последняя ночь

К моему удивлению, Александров и все офицеры батареи были уже трезвы, чего нельзя было сказать про солдат.

Поставили мою пушку на шоссе. Это была прекрасная позиция с обстрелом всех подходов и обходов. Таким образом, моему орудию выпала честь стоять на последней позиции. Мы послали одного офицера вниз, в большую виллу, и он нам принес пять жареных гусей и два ящика прекрасного вина. Мы поделились с солдатами.