Битва за Арнем. Крах операции «Маркет – Гарден», или Последняя победа Гитлера - Энтони Бивор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Штандартенфюрер Харцер, который теперь командовал и дивизией фон Теттау, отметил, что наспех собранным частям не хватает полевых кухонь, а подразделения люфтваффе бросают танки, которые должны защищать. Харцер направил туда несколько сержантов СС – улучшать боевую дисциплину. «Задача дивизии “Гогенштауфен” состояла в том, чтобы поднять боевой дух в разношерстных подразделениях, где собрались представители всех родов войск»[1104]. Без сомнения, раздраженный генерал фон Теттау разослал приказ, в котором указывалось, что «в боях за последние несколько дней не менее шести танков были потеряны из-за того, что младшие командиры развернули их в неподходящих местах, а пехота не смогла их сопровождать. Мы больше не можем позволить себе таких потерь»[1105]. В 224-й роте осталось три танка, и ее командир получил четкие инструкции отступать сразу, как только лишится поддержки пехоты.
Харцера воодушевило прибытие в полдень первых Königstiger – «Королевских тигров» – из 503-го батальона тяжелых танков, но вскоре он понял, что эти 72-тонные монстры могут быть развернуты только поодиночке, иначе мощенные кирпичом улицы Остербека разрушатся под их тяжестью. «Всякий раз, когда “Королевский тигр” делает поворот, – писал Харцер, – вся брусчатка выворочена»[1106].
В штабе Моделя вдруг осознали с тревогой, что не исключены очередные высадки десанта. «Противник все еще может развернуть несколько воздушно-десантных дивизий», – говорится в отчете о положении на фронтах в тот день[1107].
Лейтенант Джонсон, другой американский офицер в Остербеке, заметил, что немцы теперь избегают атак пехоты. «Теперь они подбегали к танку или самоходному орудию, выбивали нас из домов, а затем танк отходил, прежде чем мы успевали вызвать противотанковую пушку или гранатометчиков. У них также было несколько огнеметов, которые они использовали очень эффективно. В любой момент они могли обрушить град огня из минометов и артиллерии на наши маленькие опорные пункты, что делало их весьма ненадежными. Действовали они не торопясь, похоже, считали, что времени у них вдосталь… Парни часто и успешно контратаковали, отбивая потерянные позиции, но немцы просто снова повторяли тот же прием, используя бронетехнику, артиллерию и пулеметы, и в итоге у нас не осталось людей для контратак»[1108].
Лейтенант Стивенсон из разведроты тоже отметил изменение тактики. «В пятницу мы почти не видели немецкой пехоты. Фрицы спокойно поливали все кругом минометным огнем и методично крушили дома из [самоходных] орудий. Из этих пушек в нашем секторе они по крайней мере один раз попали в каждый дом, причем с близкого расстояния. Мы всегда слышали скрип их гусениц, когда они шли мимо нас, и это было неприятно»[1109]. Они решили устроить засаду на очередную «самоходку», поэтому сержант с патрульным укрылись в окопе на перекрестке. «Прошло около получаса, и снова послышался скрип. Патрульный выстрелил ярдов с семидесяти и обездвижил машину, но не вывел из строя орудие. Экипаж, видимо, очень быстро пришел в себя, и они стали палить из пулеметов по окопам, убив и ранив двух планеристов, укрывавшихся в соседнем окопе с нашими ребятами. К счастью, и патрульный, и сержант быстро выбрались».
Раненых эвакуировали, но собирать погибших было слишком опасно. Некоторые трупы оставались там несколько дней и начали распухать, растягивая униформу, как будто ее накачали. Это было очень неприятное зрелище, и молодых, неопытных солдат могло сильно травмировать. За пределами периметра обороны два голландских мальчика, которые отправились искать еду для своих друзей-десантников, решили похоронить одного из членов экипажа разбившегося транспортного самолета. Пока они копали, их остановили два немецких солдата и потребовали сказать, что они делают, и один немец в гневе бросил: «Почему вы хороните убийцу? Они бомбили наши города и убивали наших женщин и детей. Они не заслуживают похорон, пусть лежат в поле и гниют»[1110].
Поскольку вода осталась только в унитазах и радиаторах отопления, солдаты в окопах были вынуждены пить из луж, оставшихся после утреннего ливня. Некоторые, в эйфории от бензедрина, все еще надеялись, что вся 2-я армия вот-вот прибудет и спасет их. Один десантник, услышав скрип гусениц, крикнул товарищу: «Я знал, они не подведут!»[1111] И тут из-за угла появился «Королевский тигр».
На шестой день начал сказываться стресс. Саперы-эсэсовцы Харцера пошли в атаку с огнеметами при поддержке 20-мм зениток. Десантники в панике бросились назад, к штабу в отеле «Хартенстейн». Два сержанта – пилоты планеров – в своем узком щелевом окопе были поражены, увидев, как из-за угла отеля выехал джип, в котором стоял генерал Уркварт. С покрасневшим от злости лицом он закричал на охваченных паникой десантников: «Назад, ублюдки! На черта вы мне такие сдались!»[1112] Некоторые из них, устыдившись, повернули обратно. Сержант Хэтч неодобрительно заметил товарищу в окопе: «Чертов генерал, орет, точно сержант!» Стресс, усталость от боев даже доводила некоторых до самоубийства, обычно стреляли в рот или под подбородок.
В тот день, когда периметр обороны выдержал столько атак, артиллеристы 64-го полка должны были выполнить не менее тридцати одной огневой задачи. Для усиления поддержки привлекли и батарею 5 1/2-дюймовых орудий. И снова точность их стрельбы вызвала восхищение у наблюдателей. Офицер из Сомерсетской легкой пехоты в Бетюве написал: «Я сомневаюсь, что какой-нибудь опытный пехотный офицер станет отрицать, что в Королевской артиллерии в дни Второй мировой служили лучшие профессионалы британской армии»[1113]. Он был прав, но ему следовало упомянуть и о Королевских инженерах.
Периметр обороны сужался. Подвалы домов в Остербеке были переполнены. Грохот взрывов и обстрелов, невозможность двигаться, грязь из-за отсутствия воды – все это вгоняло в стресс, усиливаемый страхом. Один католик, укрывавшийся от обстрела вместе с небольшой группой друзей, описывал «их голоса, возносившие выворачивавшую наизнанку душу ритмичную молитву “Аве Мария” под аккомпанемент обстрела. Все громче и громче звучала эта молитва, как крик о помощи, когда снаружи содрогнулись стены. Это невыносимо!»[1114]