Тайны Удольфского замка - Анна Радклиф

Чтобы рассеять свои сомнения, Эмилия тихо подошла к двери и попыталась отворить ее, но та оказалась запертой… Ужасные предчувствия, осаждавшие ее за последнее время, вернулись к ней с удвоенной силой и уже не представлялись ей преувеличениями трусливой души, а как будто были ниспосланы свыше, чтобы предостеречь ее. Теперь она уже не сомневалась, что г-жа Монтони убита, быть может, даже в этой самой комнате, и что ее, Эмилию, завлекли сюда нарочно с целью погубить. Лицо, обхождение и слова Бернардина, когда он говорил о ее тетке, подтверждали самые худшие опасения Эмилии. Несколько минут она даже не имела сил думать о средствах к бегству. Она вся насторожилась, но не слышала шагов ни на лестнице, ни в верхней комнате; вдруг ей показалось, что опять раздается голос Бернардина внизу; она подошла к решетчатому окну, выходившему на двор — попытаться, не увидит ли чего. Стоя у окна, она ясно услыхала звук его грубого голоса в перемежку с завываниями ветра; но эти звуки опять гак быстро заглохли, что их значение трудно было истолковать. Потом во дворе мелькнул свет факела, по-видимому, исходивший из-под ворот, и длинная тень человека, стоявшего под сводом, обрисовалась на каменных плитах мостовой. Эмилия, судя по размерам этой фигуры, заключила, что это и есть Бернардин; но другие глухие звуки, доносимые ветром, вскоре убедили ее, что он не один и что его спутники не из таких, которым знакомо чувство сострадания. Очнувшись от первого потрясения, она подняла лампу, чтобы осмотреть комнату, где она находилась, и убедиться, нет ли какой возможности снастить бегством. Комната была обширная, с дубовой обшивкой по стенам; других окон в ней не было, кроме единственного решетчатого оконца, не было и другой двери, кроме той, в которую она вошла. При тусклом свете лампы она, однако, не могла сразу охватить все пространство комнаты; мебели она никакой не заметила, кроме, впрочем, железного кресла, привинченного к полу посреди комнаты; непосредственно над ним свешивалось с потолка на цепи железное кольцо. Долго глядела она на эти предметы с изумлением и страхом; наконец заметила еще внизу железные брусья, очевидно приспособленные с целью сжимать ноги, а на ручках кресла кольца из того же металла. Чем больше она наблюдала, тем больше убеждалась, что это орудия пытки… Ее поразила мысль, что каких-нибудь несчастных когда-то, вероятно, приковывали к этому креслу и замаривали голодом. Она похолодела… но каково было ее отчаяние, когда в ту же минуту у нее мелькнула мысль, что ее тетка могла быть одною из жертв, и что вслед за тем расправятся и с ней самой. Острая боль пронзила ее мозг, она едва удержала в руках лампу; озираясь кругом и ища поддержки, она бессознательно хотела сесть в железное кресло; но вдруг, очнувшись, она в ужасе отскочила от кресла и бросилась в отдаленную часть комнаты. Там она опять стала искать, на что бы сесть, но мебели никакой не оказалось; она заметила только темный занавес, который, спускаясь с потолка до самого пола, был растянут во всю ширину комнаты. Хотя ей было дурно, но вид этого занавеса так поразил ее, что она устремила на него взор, полный изумления и страха.

Казалось, за этим занавесом скрывается какой-то тайник; она и желала и боялась поднять его и заглянуть, что за ним скрывается; два раза ее удерживало воспоминание о страшном зрелище, которое дерзкая рука ее разоблачила, подняв покров с мнимой картины в одном из покоев замка, но вдруг ей вообразилось, что вот этот самый занавес скрывает труп ее убитой тетки; тогда, в припадке отчаяния, она ухватилась за него рукой и отдернула… Глазам ее представился труп, распростертый на низком ложе, окрашенном багровыми кровяными пятнами, как и пол вокруг. Черты покойника, обезображенные смертью, были страшны, и на лице его зияло несколько сине — багровых ран. Эмилия, склонившись над трупом, с минуту глядела на него пристальным, обезумевшим взором; потом вдруг выронила из рук лампу и упала без чувств…

Очнувшись, она увидала, что окружена какими-то людьми, среди которых был и Бернардин; он поднял ее с полу и понес по комнате. Она сознавала все, что происходит, но от страшной слабости не могла ни говорить, ни двигаться, ни даже ощущать определенный страх. Ее понесли вниз по той самой лестнице, по которой она недавно поднималась; дойдя до арки, люди остановились и один из них, взяв факел из рук Бернардина, отворил дверцу, проделанную в большой калитке, и в то время, как он выходил на дорогу, при свете его факела можно было заметить, что за дверью находятся несколько людей верхом. Или свежий воздух оживил Эмилию, или виденные ею предметы возбудили в ней тревогу, но она вдруг получила способность говорить и несколько раз порывалась высвободиться из рук злодеев, державших ее.

Между тем Бернардин громким криком требовал факел назад; далекие голоса отвечали ему, и в ту же минуту свет озарил двор замка. Опять он закричал, чтобы ему дали факел, а люди торопливо пронесли Эмилию в ворота. На небольшом расстоянии, под защитой стен замка она увидала того человека, который взял факел у привратника; он светил какому-то другому человеку, занятому прилаживанием седла на лошади; вокруг него стояли и глядели несколько всадников; на их суровые лица падал яркий свет факела; взрытая земля под их ногами, стены напротив с пучками травы по краям, зубчатая сторожевая башня, — все это было окрашено багровым отблеском пламени, которое постепенно бледнело и вскоре оставило более отдаленные укрепления и леса внизу погруженными во мрак ночи.

— Чего вы возитесь? только время теряете попусту! — проговорил Бернардин с ругательством, подходя к всадникам. — Проворней, проворней!

— Сейчас готово! — отозвался человек, чинивший седло. Бернардин опять выбранил его за небрежность. Эмилия слабым голосом стала звать на помощь; тогда ее торопливо потащили к лошадям, а злодеи стали спорить между собой, на которую из них посадить ее, так как предназначенная для нее лошадь не была готова. В эту минуту группа огней показалась из больших ворот, и вслед затек Эмилия услыхала визгливый голос Аннеты среди других приближавшихся голосов. Сразу Эмилии бросились в глаза фигуры Монтони и Кавиньи, в сопровождении толпы молодцов с разбойничьими лицами, но на них Эмилия смотрела уже не со страхом, а с надеждой: в этот момент она уже не боялась тех опасностей, какие могут ждать ее в замке, хотя еще так недавно мечтала бежать оттуда. Опасности, угрожавшие ей извне, поглощали все ее помыслы.

Между обеими партиями произошла короткая борьба, партия Монтони вскоре одолела; всадники, заметив, что численность против них, и, вероятно, не особенно горячо заинтересованные в успехе затеянного дела, ускакали, а Бернардин скрылся во мраке ночи. Эмилию отвели назад в замок. Когда она проходила по дворам, воспоминание обо всем виденном в страшной комнате над воротами охватило ее новым ужасом, и когда вскоре после этого она услыхала, что запираются ворота, опять оставляя ее пленницей в этих стенах, она затрепетала от страха за себя, почти забывая о вынесенной опасности.

Монтони приказал Эмилии дожидаться в кедровой приемной, куда он скоро явился, и затем грозно стал допрашивать ее о таинственном происшествии. Хотя она теперь смотрела на него с ужасом, как на убийцу своей тетки, и почти не сознавала, что говорит, но ее ответы и способ держать себя убедили его, что она не по доброй воле принимала участие в заговоре, и он отпустил ее, как только явились слуги, которым он приказал собраться с тем, чтобы он мог расследовать дело и узнать, кто были сообщники.