Цвингер - Елена Костюкович

Виктор посидел, посопел и позвонил на стойку. Курц на месте. К сожалению, факс не пришел. Ну, вот это дает Мирей! Ополоумела она? Или что? Как работать без расписания? Необходимо дозвониться до нее и накрутить хвост.

Сонно дотащился до холодильника, вытащил пиво и арахис и, отложив ксерокопии, стал читать написанный для Бэра файл.

Годится или чего-нибудь не хватает?

Для портрета Семена — не хватает главного в его жизни. (Хотя в сборнике, который будем делать, этой части «о главном» не место.)

Для того чтобы Жалусского понять, точка отсчета — Лиора.

Постоянно в дни фронта и плена Лиора каждый день говорила с ним, подсказывала, сберегала. А после выхода из окружения, когда он прошел фильтрацию с помощью бухгалтера, — воплотилась и явилась прямо на территорию военных действий.

Во плоти, в своей чудесной плоти. И у них было сколько-то ночей. Главный миракль войны.

О явлении Леры посреди битв Сима не раз писал — как в белом платьице явление девочки у Рембрандта на многофигурном полотне «Ночной дозор».

Вот откуда он взял силы вторую часть войны прогеройствовать и на немецкой земле свои сильные дела свершить.

Лиора тоже об этом рассказывала впоследствии внуку.

Рассказы двоих взаимоналожились, составив отличное упражнение: два описания, глазами его и ее.

Подробности, как она ехала, как она приехала — никакому писанию не под силу. Это передать могли только устные формы речи милой Леры.

Виктору не стоит труда снова крутануть в голове заветную, не раз слышанную пластинку.

— Я очень быстро получила ответное письмо от него из Полтавской области. Он уже прошел проверку — благополучно, на удивление. Как ни странно, был оправдан. И он был направлен в Кировоградскую область, деревня Китаевка, на организацию подсобного хозяйства… Я еду к нему. Бросаю работу — весьма перспективную, Москву, где должна была оставаться жить, оставляю ребенка с мамой (дочка пошла уже в школу) и еду в Киев, откуда снова «теплушкой», то есть товарным вагоном, в Кировоград…

…Сижу в кювете на чемоданчике. Думаю. Решаю сидеть до утра, но дождь усиливается, спрятаться негде. Идет грузовая машина, которую я останавливаю, загородив ей дорогу… Как они меня ругали — водитель и мужчина, с ним сидящий. Чуть не сбили! Но — ничем мне помочь не могли, так как военная часть ведь засекречена, они люди случайные. Предложили мне сесть в кузов и ехать обратно в Кировоград до утра. Сажусь, что делать. Еду. Но пустые бочки так больно ударяют… И привозят меня на какой-то склад. Там не то что лечь, сесть негде. И помочь мне ничем не могут в смысле машины утром…

…И снова я пошла пешком наутро по тому же шоссе. Машин снова не было, воскресенье, но светло, утро. Иду, смотрю по сторонам. Увидела каких-то военных. Они подсказали, как идти. Да. Меня проводил боец.

Идем, он спрашивает, кто я — ППЖ (походно-полевая жена)? Я говорю — нет, жена. «Не может быть?» Не верит, но ведет… «Видите, — говорит, — дом, окно?» — «Вижу», — отвечаю. «А спину в окне? Это ваш муж». Подходим, он говорит — ждите. Сам уходит. Выходит мой муж, я вижу его лицо и — все… Теряю сознание. Наверно, ненадолго, так как прихожу в себя в каком-то кабинете, где сидит майор, а муж мой, как мальчишка, радостный. Говорит: «Это моя жена», — и тянет меня дальше.

Несколько недель счастья, за которые пришлось расплатиться. Ей — подпольным абортом с осложнениями, ему — срочной отправкой в лагерь переформировки.

Вика вдруг опомнился:

— Я же хвост собирался крутить. Звонить Мирей.

А, опять Мирей на его гневный телефон не ответила. Хлопнул крышкой. Телефон незамедлительно чирикнул вслед. Его собственный домашний номер! Вика взвился, как ошпаренный. Нашлась! Сволочная, дорогая, невредимая. А он не знает уже, что думать. Ну разве можно до такой степени пугать людей?

— Мирей?

— Увы, это всего лишь я, Наталия. Звоню от тебя.

«Всего лишь я»? Как Нати может? Но в чем-то это справедливо, если подумать. Полыхнула-то радость, что Мирей! Нет, совсем он с ума сошел. О ком же радость, а о ком не радость? Виктор? О ком убиваешься, ночей не спишь, разрази тебя? Виктор! Это же Наталия, твоя Наталия вожделенная!

— В любом случае компьютера тут нет. Ты все придумал?

— Нати, пожалуйста, не шути.

— Не до шуток.

— В первой комнате. В большой. Компьютер стоит на столе.

— А я говорю, что ничего не стоит. Вернее сказать, не валяется. У тебя бедлам, характерный для холостяков. Странно, что ты это за один вечер устроил. Так бурно чемодан укладывал? Я заходила вроде к тебе позавчера, и было, кажется, прилично, а теперь такое…

— Где ты нашла бедлам, в субботу работала Доминга, навела марафет, я не трогал.

— А, ну если это у тебя называется не трогать…

Ну ж ведь язва, и какого ей рожна, чистота и гладь в квартире. Прямо в угоду Ульриху: «Когда порядок, никто не угадает, что в этом пространстве происходило. Порядок — защита прайвеси». По Викиной квартире, когда он уезжал, как раз и невозможно было ровно ни о чем догадаться. И даже записочки и чеки, которые с холодильника ветром сдуло, и те Люба с полу подобрала.

— Ну а баульчик черный под зеркалом стоит?

— Никакого не вижу баульчика.

— Как это может быть. Я его оставил под зеркалом, когда тебе таблетку брал. И компьютер точно был на столе. Люба его еще на середину подвинула.

— Люба?

— Люба, Люба. Я ее в Мальпенсу отвозил. По ее просьбе. Она тебе ничего не сказала?

— Нет, не сказала. Да какое мое дело. Но поскольку во Франкфурт нечего везти, значит, и ехать мне во Франкфурт незачем?

— Ты бы все же приехала, Наталия.

И звучат нежные, сильные, страстные слова. Виктор даже о Лере, как он думал только что о Лере перед разговором, о Лере на фронте ей рассказывает. Душу буквально льет в трубку. И ему помогает уговаривать Наталию сама Лерочка, изящная, в туфельке с перепонкой и каблучком, в креп-жоржетовом не надеванном за войну, но и не проданном за хлеб платье, — парадная носильная вещь, которая в папиросной бумаге ждала в чемодане именно этой поездки, именно встречи с Симой.

…освободил койку, и мы с мужем остались вдвоем… После двухсполовинойлетней разлуки, неведения, страданий, голода…

Красноречие Вики. Водопады деталей. Нежность. Впечатлившись чем-то из всего этого, Наталия обещает:

— Попробую.

Что значит «попробую»? Виктор представляет себе, как Нати пробует. Кряхтит, негодует, тужится, закусывает губу, отдувает прядку ото лба — преодолевает мешающие обстоятельства.

— Если только не заболеет Марко. Хотя температура у него сейчас нормальная.

— Ты не везешь его к Джанни в Брюссель?