Безумно богатые азиаты - Кевин Кван

– Она все еще в шоке, Ник. С учетом всего случившегося как она вообще может разобраться, чего хочет?

– Я знаю ее, Колин. Если она что-либо решила, пути назад нет. Она не сентиментальная, а прагматичная и очень упрямая. Она вбила себе в голову, что из-за моей семьи у нас ничего не получится. Можно ли винить ее после всего, что устроили мои родные? Забавно, да? Думают, что она меркантильная охотница за деньгами, а все совсем наоборот. Рейчел порвала со мной из-за денег!

– Я же говорил, что она понравилась мне с первого дня знакомства. Она классная!

Ник посмотрел в окно на залив и дальний берег. В утренней дымке сингапурский горизонт почти напоминал манхэттенский.

– Мне нравилась жизнь, которую мы вели в Нью-Йорке, – задумчиво сказал он. – Нравилось вставать рано утром в воскресенье и ходить в «Мюррейс», чтобы купить ей бейгл-сэндвич. Я любил часами бродить по Уэст-Виллидж или гулять в парке Вашингтон-сквер, наблюдая, как резвятся собаки. Но я все испортил. Из-за меня ее жизнь пошла кувырком.

– Не из-за тебя.

– Колин, я разрушил ее жизнь. Из-за меня она не общается с матерью, а они были лучшими подругами. Из-за меня выяснилось, что ее отец заключенный и все, во что она верила, – ложь. Ничего этого не было бы, если бы не я. Мне хочется верить, что в глубине души она все еще любит меня, но мы загнаны в угол.

Внезапно раздался стук, настойчивый, как азбука Морзе, он эхом пронесся через кухню.

– Что это? – спросил Колин, оглядываясь по сторонам. – Надеюсь, это не Китти с Бернардом снова шалят.

– Нет, это голубая сойка, – сказал Ник, поднимаясь со стула и направляясь в гостиную.

– Какая еще голубая сойка?

– Ты не в курсе? Эта голубая сойка навещает меня каждое утро в обязательном порядке, примерно десять минут она будет долбить клювом стеклянную стену.

– Думаю, я просто не вставал так рано.

Колин прошел за ним в гостиную и уставился в окно, увлеченно наблюдая за кобальтово-синей птицей. Ее крошечный черный клюв ударился о стеклянную панель, затем птичка отпрянула, а через несколько секунд снова налетела на стекло, как маленький маятник.

– Я все думаю, то ли она точит ключ, то ли реально пытается проникнуть внутрь, – сказал Ник.

– А ты не пробовал отодвинуть стеклянную панель и посмотреть, залетит ли она? – предложил Колин.

– Э-э-э… нет. – Ник посмотрел на друга так, будто это была самая блестящая идея, которую он когда-либо слышал.

Колин взял пульт и нажал кнопку. Стеклянные панели легко раздвинулись. Голубая сойка помчалась в гостиную на реактивной скорости, направляясь прямо к массивной картине из ярко окрашенных точек на дальней стене, и начала беспощадно клевать одну из ярко-желтых точек.

– Картина Дэмьена Херста! Все это время птицу привлекали яркие точки! – изумился Ник.

– Ты уверен, что это не самый маленький в мире искусствовед? Посмотри, как она атакует эту картину.

Ник поспешил отогнать птицу.

Колин растянулся на скамейке от Джорджа Накасимы.

– Ну, Ники, мне неприятно говорить очевидные вещи, но вот перед тобой маленькая птичка, которая пытается пробиться сквозь огромную пуленепробиваемую стеклянную стену. Абсолютно невозможная ситуация. Ты сам говоришь, что сойка прилетала каждый день и настойчиво долбилась в течение десяти минут. Что ж, сегодня стеклянная стена рухнула.

– Так ты говоришь, что я должен освободить птицу? Просто позволить Рейчел уйти?

Колин раздраженно посмотрел на Ника:

– Нет, ты идиот! Если ты любишь Рейчел так же сильно, как говоришь, то тебе нужно стать для нее такой вот голубой сойкой.

– Хорошо, и что бы сделала голубая сойка? – поинтересовался Ник.

– Она не оставляла бы попыток. Чтобы невозможное стало возможным.

Гонконг

Скоростной катер «Корсар» забрал Астрид с пристани на пляже в форме полумесяца и устремился в глубокие изумрудные воды Рипалс-Бей. Когда судно пересекло бухту, Астрид впервые увидела величественную трехмачтовую китайскую джонку, пришвартованную в заливе Чунхам. На носу стоял Чарли и махал рукой.

– Как здорово! – воскликнула Астрид, когда катер подошел вплотную к джонке.

– Я думал, что тебе стоит подзарядиться, – смущенно пробормотал Чарли, помогая ей подняться на палубу.

Вот уже пару недель он с тревогой наблюдал, как Астрид, скрываясь в его квартире, переживает свое горе – стадию за стадией, от шока до ярости и отчаяния. Когда показалось, что она дошла до стадии принятия, он пригласил ее на прогулку под парусом, решив, что свежий воздух пойдет ей на пользу.

Астрид поправила темно-синие капри.

– Мне снять туфли?

– Нет-нет. Одно дело, если бы ты была на шпильках, как обычно, но сегодня на тебе прекрасные сандалии, – заверил Чарли.

– Ну, я бы не хотела портить эту удивительную работу по дереву. – Астрид с восхищением взглянула на сияющие, как золото, тиковые поверхности вокруг нее. – Давно у тебя эта джонка?

– Технически она принадлежит компании, так как мы используем судно, чтобы произвести впечатление на клиентов, но я работаю над его восстановлением в течение последних трех лет. Проект выходного дня, понимаешь ли.

– Она старинная?

– Восемнадцатый век. Пиратская джонка, которая контрабандой возила опиум между всеми крошечными островками южного Кантона, и именно такой курс я наметил на сегодня, – сообщил Чарли, отдавая приказ отплыть.

Судно пришло в движение, и массивные брезентовые паруса расправились, меняя на солнце цвет с оттенка жженой сиены на ярко-малиновый.

– Знаешь, семейная легенда гласит, что мой прапрадедушка торговал опиумом. Именно так он сколотил бо́льшую часть состояния, – сказала Астрид, поворачивая лицо к ветру, когда джонка заскользила по воде.

– Правда? – Чарли поднял бровь. – По материнской линии или по отцовской?

– Не могу сказать. Нам не разрешается обсуждать данную тему, так что я уверена: это правда. Моя прабабушка была заядлой курильщицей опиума и все время проводила в горизонтальном положении в своей частной курильне.

– Дочь опиумного короля сама стала наркоманкой? Уж явно не лучшая бизнес-стратегия.

– Думаю, это карма. В какой-то момент мы все должны расплачиваться за крайности, правда? – печально проронила Астрид.

Чарли знал, к чему она клонит.

– Не накручивай себя. Я уже сто раз повторял: ты никак не могла помешать Майклу делать то, что он хочет.

– Конечно могла. Я схожу с ума, вспоминая, сколько всего можно было бы исправить в прошлом. Я могла бы отказаться, когда адвокаты настаивали на подписании брачного контракта. Я могла бы перестать ездить в Париж два раза в год и заполнять нашу спальню платьями от-кутюр. Я могла бы делать менее дорогие подарки – те часы на тридцатый день рождения были огромной ошибкой.