Теплоход «Иосиф Бродский» - Александр Проханов

Жду, когда явится Савл Зайсман и вместе с масонами-черноризцами предпримет попытку воскресить Троцкого. Я помешаю им это сделать, не дав сконцентрироваться энергии тьмы, которую посылает им Дьяво-лородица. Противопоставлю им энергию любви и Христовой молитвы, которая ослабит их демонический импульс, и могила не разверзнется.

Есаул слышал, как лопается и хрустит тончайшая стеклянная преграда, отделяющая келью от черного океана. Как выпадают ломти стекла из стенки аквариума, и в пролом начинает врываться, вламываться жуткая, невыносимая для разумения истина. Два пространства сомкнулись. Бытие смешалось с небытием. Миф и реальность совпали. Имя «Савл Зайсман» наложилось на имя «Словозайцев» — оба принадлежали одному человеку, и этот человек был на острове, где монахи-масоны под звуки ночного колокола отправились вокруг монастыря к «Могиле пятерых братьев», чтобы осуществить магический обряд воскрешения Троцкого.

— Отче! — воскликнул Есаул, сжимая хладную руку схимника. — Отче, ты открыл мне глаза!.. Я понял, к чему призывал Ангел, когда явился мне в афганской пустыне. Теперь я знаю, что делать!.. Благослови меня, отче!.. Пойду сейчас к «Могиле пяти братьев» и убью из автомата все масонское скопище во главе с Савлом Зайсманом!.. Лучшего момента не найти!.. Одна длинная очередь из «Калашникова», и Россия будет спасена!.. — он целовал костяную руку, припадал к ней щекой, желая, чтобы истекающая из старца одухотворенная жизнь коснулась его, наполнила сердце благой истиной и священной решимостью. — Отче, благослови!..

Схимник с усилием оторвал от постели ладонь. Перенес к голове Есаула. Наложил на темя. Есаул затих под тяжестью холодной стариковской руки, под властной дланью духовника.

— Сын мой, больше нельзя убивать. В России слишком много убито. Под каждым камушком, под каждой травинкой, под каждой избой или храмом лежит убитый. Что бы ни построили на этой земле, все упадет — кости убитых ничему не дадут устоять. Какую державу построил Сталин, какие города и ракеты, какие корабли и заводы, какую армию и подводный атомный флот, — все упало, когда зашевелились неотмоленные кости убитых. Каждый убиенный должен быть отмолен. Каждая слезинка должна быть омыта святой водой. Каждый крик ненависти и страдания должен утихнуть среди молитвенных песнопений любви. Только любовь может спасти Россию. Бесконечная, исполненная любви и благоговения молитва способна преобразить зло в добро, смерть в жизнь, убиение в воскресение. Только любовь превращает неживую кристаллическую песчинку в трепещущую живую молекулу. Собирает эти молекулы вместе. Сотворяет дивный цветок или волшебную птицу. Приводит в мир человека или целый народ. Когда я работал генетиком, я стремился выделить «ген любви», одухотворяющий плоть, открывающий путь к бессмертию. Любовью в мировой пустоте держатся миры и светила, затягиваются черные дыры, вспыхивают и расцветают галактики. Царь-мученик молится за Россию, отмаливает ее грехи и паденья. Его любовь безгранична. Когда умер последний боец конной армии и вся она перенеслась на небо, царь возглавил ее. Вся она со своими командирами, кавалеристами, стягами, буденновками превратилась в Церковь Воинствующую, которая летит по небу, неся на своих саблях и пиках не смерть, а любовь. Ты говорил мне про Ангела, который явился тебе в пустыне и призывал к отмщению. Это может быть прельщение. Искуситель мира сего мог явиться в ангельском виде и побудить тебя к греховным деяниям. Я знаю твой план. Пока мы беседовали, я развернул тот крохотный свиток, что таится у тебя в сокровенном месте. Откажись от него. Только любовь, бесконечная, божественная, всепрощающая и всеобъемлющая, может спасти Россию.

— Отче, как узнать, где истинная любовь, а где мнимая? Где Ангел, а где Искуситель? Где друг, а где притворившийся враг? Отче, я путаюсь, сбиваюсь с пути!

— Верь своему «лобному оку». Когда Бог из глины слепил человека, он оживил его, коснувшись перстом Адамова лба. Там, где перст Божий коснулся Адамова лба, открылось «зрячее око». Первые люди видели этим оком добро и зло. Но потом у большинства людей это око ослепло, затянулось костью, покрылось кожей. Твой «глаз» спасает тебя от ошибок, ты им Бога зришь. Когда бесы тебя обступят и потащат в ад и неоткуда будет ждать спасенья, прибегни к практике афонских монахов. Они умели вырываться из пораженной грехами плоти. Вскинуться ввысь, как это делают акробаты. Перевернуться и влететь обратно в свое «лобное око», за которым открывается длинный коридор, ведущий в рай. Они пролетали сквозь «око» в этот коридор и спасались душой, оставляя бесам пустую плоть…

Старец умолк, утратив остаток сил. Борода опала, он почти перестал дышать. Черная схима с фосфорно-белым крестом стала тяжелой и плоской, как каменное надгробье. Но глаза, окруженные костяными обо-дами, продолжали сиять, и в них, в полумраке, проступила чистейшая синева.

— Давай помолимся, сын мой!.. Помолимся единой молитвой Государю Императору, чтобы он не оставил Россию своей любовью. Созвал к своему трону всех святомучеников и молитвенников, и они распростерли над Россией полог любви. Я же сегодня умру и еще до рассвета увижу моего Государя…

Есаул стоял на коленях у изголовья старца. Тяжелая длань схимника лежала у него на темени. Две свечи слабо освещали ложе с черным покровом и белой Голгофой. Одиноко светила багровая лампада перед образом царя в эполетах. Сухо серебрилась доска с метинами от пуль. Оба молча молились.

Вначале Есаул не чувствовал ничего, кроме тяжелой руки старика. Затем из холодной ладони пролился едва ощутимый ручеек тепла. Стал просачиваться в тело, омывал грудь, проникал в дыхание, освещал изнутри таинственный сумеречный мир мыслей и чувств. Эти мысли и чувства утрачивали свою хаотичность, успокаивались, как укрощенные вихри. Светлели, приходили в гармонию. И от этого — сладость, умиление, благодарность духовному отцу и его небесному покровителю Государю Императору, и Отцу Небесному, сидящему среди звезд и радуг на алмазном троне, озаряющем мирозданье несказанной любовью.

Есаул чувствовал, как его коснулась любовь, — так весной касается лица ветка цветущей яблони. В сердце не было отмщения. Тяготивший его «план» отступил и растаял, как кристаллик снега на горячих губах. Любовь прибывала — то молились о спасении России все новые и новые заступники, от древних святых Бориса и Глеба до последнего, Евгения Родионова, сложившего голову на чеченской войне. Слезы текли из глаз Есаула. Он что-то шептал, любил всех, и живых и мертвых, ненаглядную, сберегаемую любовью Россию.

Увидел, как на сухой доске из черных скважин показались два зеленых побега. Стали расти, увеличивались. На них распускались свежие листья, завязывались бутоны.

В серебряном подсвечнике вдруг разом зажглись все свечи. В келье стало светло. Запылали повешенные перед образами лампады, и келья чудесно озарилась. Бутоны один за другим раскрылись — распустились две дивные алые розы. Благоухали, источали ароматы неземного сада. Из одного цветка в руку старца капнула кровь. Алая капля дрожала на худой стариковской ладони. Из красной капли вылетел соловей. Крохотными ножками пробежал по схиме, перескочил на плечо старца и дивно запел.

Есаул плакал от счастья, слушая соловья.