Такое разное будущее - Станислав Лем

– Ты знал этого человека? – спросил я.

– Нет. Его знал твой отец, – ответил Руделик. И, видя мое изумление, добавил с улыбкой: – Твой отец был врачом той экспедиции и лечил его.

– Когда это было?

– Давно, лет сорок назад.

Я молчал, меня ошеломила эта история.

Тишину прервал Тер-Хаар.

– Знаете ли вы, – спросил он, – почему символ ракетных пилотов – пламя?

– Такая серебряная искорка на черном поле, – сказал я. – Там еще есть какие-то слова, кажется: «Сквозь пламя». Вообще-то я никогда об этом не задумывался, но сложного в этом нет ничего. Наверное, потому, что пламя, огонь – источник движения ракеты.

– Возможно, – возразил Тер-Хаар. – Но пилоты говорят об этом иначе. Существует легенда, которую мне рассказал Амета. Ты знаешь Амету? Нет? Тебе стоит познакомиться с ним. Так вот, в XX и XXI веках, во времена первых ракетных полетов, было много жертв. Согласно легенде одна из первых ракет, отправлявшихся на Луну, оказалась в момент старта охвачена огнем. На ней вспыхнули сразу все баки с горючим, занимавшие тогда девять десятых объема ракеты. Пилот мог сбросить горящие баки, но они в таком случае упали бы на город. Поэтому он лишь увеличил скорость. Он сгорел, но «сквозь пламя» вывел ракету за пределы Земли. Вот откуда эти слова.

– Это значит, – добавил Руделик, – что человек может не просто изобрести то, чего во Вселенной не существовало, но и соответствовать этому…

– Так ты знаешь моего отца, – сказал я, прощаясь с Руделиком. – Жаль, что мы сказали о нем всего несколько слов. Может быть, ты когда-нибудь расскажешь о нем побольше…

– Конечно, – ответил он, пожимая мне руку. – Но мне кажется, что мы все время говорили о нем.

Идя рядом с Тер-Хааром под лампами коридора, изливавшими желтоватый свет, я был так занят собственными мыслями, что совсем не замечал встречных. Пройдя «улицу» физиков, мы очутились в овальном зале, с которого я начал свое путешествие. Тер-Хаар сел на скамью под белой статуей, взглянул на меня исподлобья и спросил, чуть заметно улыбаясь:

– Ну как, хочешь еще?

– Чего? – спросил я, возвращаясь к действительности.

– Людей. Людей «Геи».

– Ну конечно же!

– Хорошо. Куда двинемся?

Он встал и, показывая открывавшиеся перед нами пролеты коридоров, разноцветные, как радуга, заговорил торжественно, словно рассказывая какую-то сказку:

– Пойдешь направо – увидишь чудо… Ты уже увидел его, – быстро добавил он обычным голосом. – Пойдешь прямо – узнаешь тайну… Ну, пусть будет тайна! Проснись, наконец, доктор! Идем!

– Куда?

– Туда, где тайна. На Улицу биологов.

Мы пошли по коридору, освещенному зеленым светом. Тут на стенах тоже были нарисованы домики.

– Здесь живет Калларла, жена Гообара, – сказал историк.

– Жена Гообара? – повторил я. Калларла было имя незнакомки, которая подошла ко мне в первый вечер на «Гее».

– Да.

– А он тоже тут?

– Он живет здесь же, только с другой стороны, вход к нему с Улицы физиков. Оба жилища соединены внутренним коридором. Но Гообара проще всего найти в его лаборатории.

Когда он открывал двери, мне пришло в голову, что на Земле о человеке многое можно узнать по обстановке его жилища. Здесь же, на корабле, о характере обитателя говорит также вид за окнами, потому что каждый выбирает произведение видеопластики по своему вкусу. Не успел я подумать об этом, как двери отворились и мы с Тер-Хааром ступили на порог.

Мы очутились в простом деревенском домике, с полом и потолком из некрашеных досок соломенного цвета. Посередине стояли низкий стеклянный стол и кресла с отогнутыми далеко назад спинками. На полу у стен было много зелени – простой травы, без цветов. Изнутри эта комната была как бы продолжением сада, печально мокнувшего за окнами, – там шел дождь. Вдали тянулись тучи – не по небу, а совсем низко, по вершинам холмов. В разрывах облаков иногда показывались черные и рыжеватые склоны, а дождь продолжал лить монотонно, не ослабевая, и был слышен его легкий стук по усыпанным гравием дорожкам, журчанье стекавшей по желобу воды и даже шум лопавшихся на лужах пузырей. Этот вид настолько поразил меня своей будничностью, что я остановился как вкопанный и стоял так, пока хозяйка не появилась передо мной с протянутой рукой.

– Я привел к тебе почти коллегу по профессии: нашего доктора, – сказал историк.

В слабом свете пасмурного дня, падавшем сквозь широко раскрытые окна, Калларла показалась мне еще ниже ростом и моложе, чем при первой встрече, на ней было домашнее платье из темно-красной ткани с таким тонким и запутанным рисунком, словно это был вышитый серебром план лабиринта. Кроме нее, в комнате были еще двое: девушка с тяжелыми рыжими волосами, ниспадавшими на воротник ее голубого платья, и атлетически сложенный мужчина, лицо которого закрывала тень.

– Вот Нонна, она архитектор, жаждет познакомиться с зодчеством на других планетах, – сказала Калларла. – А это Тембхара, кибернетик.

– Злые языки говорят, что я создаю электромозги, потому что сам ленив, но ты этому не верь, ладно? – сказал мужчина. Он подался вперед, и я увидел его лицо. Оно было темное, словно бы на него вернули цвет его негритянских предков. На лице у него появилась и тут же исчезла улыбка, ослепительная, как молния.

Калларла пригласила нас сесть. Я предпочел подойти к окну – так манил меня доносившийся оттуда терпкий, густой запах листьев и мокрой хвои. Подняв голову, я увидел, как на краю крыши собираются крупные капли воды, в круглых стекловидных брюшках которых отражается просвечивающее кое-где голубое небо, как капли одна за другой сбегают по карнизу, задерживаются у его края и, будто наконец решившись, бросаются вниз. Я протянул руку, но падающая капля неощутимо светлой искрой прошла сквозь пальцы. Я удивился не столько этому – иного нечего было ожидать, – сколько собственному разочарованию. Опершись на подоконник, ощущая легкое дыхание ветерка, я повернулся к присутствующим. Разговор, прерванный нашим приходом, возобновился.

– И как же ты представляешь себе архитектуру, неподвластную силе притяжения? – спрашивал Тембхара рыжую девушку.

– Я думаю о конструкциях без вертикальных линий, – ответила она. – Представьте себе двенадцатиконечную звезду с лучами-башнями, направленными во все стороны. На основных осях я устроила бы анфилады…

Она рисовала рукой в воздухе. Я слушал ее, все больше удивляясь, и спросил:

– Прости, пожалуйста, а из чего?

– Из льда. Ты, наверное, знаешь, сколько воды выбрасывается за пределы Земли из-за сокращения поверхности океанов. Я стала бы строить дворцы из воды, вернее, из льда; при температуре Космоса он обладает неплохими строительными качествами.

– А, в межпланетном пространстве! – воскликнул я. – Значит, это будут летающие дворцы, звездочки-снежинки, увеличенные в миллиарды раз? Но… кто в них будет жить?