История Великобритании - Кеннет О. Морган

Тот факт, что политические сторонники англикан-тори были возмущены, не нуждается в пояснении. Они оказались более верными Церкви, чем выбранному ими королю. Вскоре Яков понял, что Парламент тори-англикан никогда не откажется от антикатолического курса и задержит выполнение королевского указа, с тем чтобы после его смерти посадить на трон протестантского наследника. Тогда он предпринял отчаянную попытку проигнорировать аристократов-тори и создать союз католиков и протестантов-диссентеров. Три четверти мировых судей, как и большинство лордов-лейтенантов, были уволены, Новые люди были более низкого происхождения; чистка, предпринятая Яковом, вызвала более масштабную социальную революцию в местном самоуправлении, чем в 1646–1660 гг. Король отозвал хартии многих городов и реорганизовал систему их управления, отдав власть в руки диссентеров (это было особенно важно, для того чтобы создать в Парламенте симпатизирующее ему большинство). Чтобы склонить диссентеров на свою сторону, была принята Декларация индульгенции (Declaration of Indulgence), предоставлявшая им полную свободу вероисповедания.

Тори-англикане были уязвлены, но они не применяли насилия. Они рассчитывали на то, что все утрясется само собой; Яков умрет, и его сменит Мария, тогда они возьмут свое. Они надеялись, что молчаливая непокорность сделает успех Якова неполным. Семь епископов решили объяснить королю, почему они не под чинились его приказу и не отдали распоряжения священникам прочитать прихожанам Декларацию религиозной терпимости, Вместе с тем они призвали Церковь поддерживать терпимость англикан по отношению к протестантским диссентерам. Яков отдал этих епископов под суд за распространение бунтарских листовок, но даже королевские судьи не согласились с его решением, и епископы были оправданы. Однако самодовольство тори в 1687 г. («Над нашей доктриной «несопротивления» и постоянной пассивной покорностью нельзя смеяться», — писал маркиз Галифакс) сменилось изумлением и страхом в июне 1688 г. с рождением сына и наследника Якова II. Теперь возможность продолжения династии ярых католиков стала реальной.

Ирония заключалась в том, что если для многих англиканских лидеров религия была важнее их политических принципов, то многие диссентеры выдвигали на первый план собственные политические установки. Они не обманывались на тот счет, что Яков использует их для достижения своих целей на данный момент. Поэтому лидеры обеих партий объединились в отчаянной попытке пригласить в Англию Вильгельма Оранского в сопровождении вооруженного отряда для оказания давления на Якова. Возможно, они действительно верили, что их действия вынудят последнего согласиться на унизительные для него условия Вильгельма: отменить указ, формировавший состав Парламента в соответствии с предпочтениями короля, и издать другие указы, возвращающие «свободный» Парламент; объявить войну Франции; создать комиссию по проверке законности права наследования у принца Уэльского. Лишь немногие хотели присоединиться к вооруженному вторжению Вильгельма, но сторонников того, чтобы хоть пальцем пошевелить и помочь Якову, было еще меньше.

Чего бы ни ожидали те, кто пригласил Вильгельма, сам он был намерен свергнуть Якова с престола. Он пошел на довольно большой риск, оправданный лишь необходимостью использования военных, военно-морских и финансовых ресурсов Британии в борьбе с Людовиком XIV. Но как он рассчитывал получить трон, было не совсем понятно. В течение нескольких недель его могли объявить совместным правителем с Марией, так как Яков переживал полнейший упадок духа. Его армия так и не встретилась с армией Вильгельма. Последний высадился на берег Англии в Торби 5 ноября и двинулся на восток. Яков привел свою армию в Солсбери, где задержался из-за непрекращающегося кровотечения из носа. Поскольку поведение короля становилось все более странным и маниакальным, профессиональные офицеры и военачальники покинули его. Яков отступил к Лондону и сразу же оказался в руках Вильгельма. Но даже тогда его положение не было безнадежным. Ряд неопределенных обещаний позволил ему вернуть расположение большинства пэров и наиболее знатных дворян. Но здравый смысл покинул короля. Он дважды бежал (в первый раз, к досаде Вильгельма, его поймали на побережье Кента рыбаки и с самыми добрыми намерениями отослали обратно). Его побег во Францию и последовавшие затем публичные обещания Людовика XIV оказать ему поддержку в возвращении на престол, а также однозначное заявление Вильгельма о том, что он не будет защищать королевство, пока не разделит трон со своей женой, — все это не оставило политической элите никакого выбора. Почти все виги и многие тори, тщательно все взвесив, решили, что Яков должен оставить трон, который перейдет в руки Вильгельма и Марии. Славную революцию 1688 г. ожидали еще меньше, чем Великое восстание 1642 г.; ее последствия, возможно, имели еще большее значение.

Оказала ли Английская революция какое-либо продолжительное воздействие на власть Короны? Оно было на удивление небольшим. В 80-х годах XVII в. финансовое положение Короны значительно улучшилось, аппарат государственной службы разрастался, хотя его работа все еще не была эффективной, обстоятельства, как никогда ранее, благоприятствовали созданию регулярной армии. Парламенты показали, что не способны одержать над королем победу, налагая ограничения, выдвигая неприемлемые для него условия либо лишая его полномочий, которыми он обладал до этого. Королевские прерогативы в 80-х годах мало отличались от тех, что были в самом начале столетия. Король мог налагать вето на те законы, которые не одобрял; он мог избирательно освобождать отдельных людей от действия законов; мог даровать прощение любому по собственному выбору. Он сам выбирал собственных советников, судей, высших управляющих и мог по своей воле смещать большинство из них. Он не был обязан прислушиваться к чьим бы то ни было советам. Если он и потерял большую часть своих феодальных доходов и полномочия собирать деньги «по собственному усмотрению» (discretionary), парламентские налоги, как бессрочные, так и пожизненные, сполна компенсировали эту потерю.

Единственное действительно значительное ослабление королевской власти связано с законом 1641 г., который запретил те суды и советы, которые частично находились под контролем короля. Самым важным ограничением стало лишение Тайного совета судопроизводственных полномочий. Лишенный зубов, Совет перестал быть исполнительным, активно действующим органом, контролирующим, стимулирующим и руководящим работой местного управления, и стал тем, чем был вначале: местом для общих разговоров, где король мог выслушать совет. По всей видимости, он никогда не функционировал ни при Стюартах, ни при Тюдорах; Яков I позволил фракционности Совета развиваться до уровня Парламента; Карл I не желал слышать никаких альтернативных мнений от группировок Совета. Ему нужны были марионетки, лишь одобряющие его предубеждения. Карл II вершил политику тайно, собирая министров на краткие встречи в частных резиденциях, чтобы никто не был посвящен в то, что происходит. По разным причинам каждый из этих монархов поощрял рост числа секретных комитетов Совета, включавших людей, которые занимали ключевые должности. Здесь формировалось ядро кабинета министров XVIII в. Другие особые суды по церковным и иным делам, ликвидированные в 1641 г., включали Звездную палату, Высокую комиссию, Запросы (Requests) и — скорее случайно, нежели умышленно, — Региональные советы Севера и марок Уэльса. Карл II был ограничен в деле Реставрации не со стороны джентри в Парламенте, а со стороны джентри в провинциях. Почти все способы, при помощи которых Тюдоры и первые Стюарты могли подчинять непокорные сообщества графств, были исчерпаны. Управление, как никогда ранее, осуществлялось при их активном участии. В 60-х годах XVII в. все налоги, за исключением таможенных пошлин, все церковные законы, такие, как Акт о единообразии (Act of Uniformity), Акт о тайных собраниях (Conventicle Acts) и Пятимильный акт (Five Мilе Act), и большинство вопросов безопасности были доверены магистратам джентри без права пересмотра из решений в центральных судах.