Имам Шамиль - Шапи Казиев

Магомед-Амин во время последнего хаджа имел встречу с эмиром Абд аль-Кадиром (Абдель-Кадером), который возглавлял борьбу алжирского народа за независимость против французских колониальных властей в 1832—1847 годах и имел такой же статус почетного пленника, как и Шамиль. Наиб просил его походатайствовать перед царскими властями об исполнении заветной мечты Шамиля.

В январе 1866 года герой алжирского сопротивления направил по официальным каналам свою просьбу о разрешении Шамилю совершить хадж. Пока просьба известного в мире политического деятеля рассматривалась в Петербурге, случилось событие из ряда вон выходящее, заставившее отложить рассмотрение вопроса на неопределенное время.

4 апреля 1866 года Калугу, как и всю Россию, потрясла весть о покушении на императора. Больше всех это удивило самого Александра II, обретшего к тому времени славу миротворца и освободителя.

Стрелял Дмитрий Каракозов, но неудачно. Он был тут же схвачен.

Теряясь в догадках, император решил было, что это месть за расправу над взбунтовавшимися поляками. Когда к нему привели пойманного преступника, он первым делом спросил: «Поляк?» — но покушавшийся ответил: «Я — русский».

Следственная комиссия, которой руководил виленский военный губернатор М. Муравьев, родственник бывшего наместника Кавказа, установила, что Каракозов был ишутинцем — членом тайного революционного общества, возглавляемого Н. Ишутиным. Под прикрытием легального «Общества взаимного вспомоществования» Ишутин создал нелегальные — «Ад» и «Организацию», имевшие много общего с «Землей и волей».

Вопрос о подготовке покушения обсуждался руководством организации, но был отвергнут большинством, в том числе и самим Ишутиным. Индивидуальному террору он предпочитал организацию широкого революционного движения. К тому же и кумир революционеров Герцен вдруг начал звать оппозицию к сотрудничеству с царем-реформатором. Он даже опубликовал в «Колоколе» статью «Ты победил, Галилеянин», в которой сравнивал Александра с Христом. Но Каракозов, больше увлекавшийся Чернышевским и Ткачевым, нарушил партийную дисциплину. К тому времени послереформенные крестьянские выступления пошли на убыль, и Каракозов решил таким образом разбудить Россию. Но вместо этого он ее напугал.

Каракозова повесили, главных ишутинцев посадили, остальных разогнали. Взялись искоренять и другие революционные общества. Но пример оказался слишком заразительным. Вскоре в России появились организации, состоявшие «сплошь из одних Каракозовых», которые в конце концов и довершили дело своего вдохновителя.

____________

В Калуге ждали реакции Шамиля. Имам несколько дней был мрачен и не находил себе места. Ведь его сын Магомед-Шапи служил в императорском конвое, и Шамилю рисовались самые ужасные последствия того, что конвой не уберег императора. Но еще страшнее было представить, что и сам конвой мог иметь отношение к покушению… Шамиль немного успокоился лишь тогда, когда обстоятельства дела прояснились и стало известно, что император не пострадал, а Магомед-Шапи был в день покушения в увольнении.

Имам выразил императору сочувствие. Как человек благородный, он хорошо понимал разницу между открытой войной и выстрелами из-за угла или в спину.

На этот раз смерть обошла царя стороной, но в доме Шамиля она чувствовала себя вольготно. 12 апреля скончалась Написат — старшая дочь Шамиля и жена Абдурахмана, которому она оставила восьмилетнюю дочь. Диагноз был прежний — чахотка и тоска по родине. Совершив над покойной положенные обряды, муж увез ее хоронить в Дагестан и в Калугу больше не вернулся.

Прибыл проститься с сестрой и Магомед-Шапи. Теперь он был уже поручиком. О турецкой драме горцев он знал немного, зато имел сведения о положении в Дагестане.

После отъезда Шамиля в Россию бывшие ханы предъявили свои права на управление горцами. Поначалу им вернули все их владения, наделили чинами и даже выдали компенсацию. Однако очень скоро ханы обнаружили, что имеют дело с совсем другим народом, нежели дагестанцы были до Шамиля. Некоторое время ханы держались новых правил, введенных царскими властями, но скоро в них проснулись прежние хищнические инстинкты и методом своего правления они избрали столь милое их сердцу самоуправство. Но времена изменились, и изменились настолько, что против ханов выступили не только их прежние подданные, но даже и царские власти, опасавшиеся повсеместного возрождения мюридизма. Дело кончилось тем, что бывшие владетели были отстранены от управления, а сами ханства упразднены. Тем, кто сложил свои полномочия добровольно, были сохранены некоторые привилегии, а также наследственное недвижимое имущество. Остальных просто выслали из Дагестана в российские губернии. Они теперь горько сожалели, что на Кавказе нет Шамиля. Когда он воевал, были нужны и они.

Последним владетелем Дагестана оставался князь Шамсудин Тарковский. Он меньше других пострадал от мюридов, но, будучи человеком умным и дальновидным, заявил, что, «движимый желанием подать пример всемерного стремления к ускорению и облегчению приведения в исполнение видов правительства относительно установления свободных отношений между всеми туземцами Дагестана, добровольно и навсегда освобождает всех жителей шамхальства от всяких обязательных отношений к нему по праву его как шамхала, так и землевладельца».

Даниял-бек Элисуйский пытался сохранить свои бывшие владения, но получил отказ. Он уехал в Турцию, где и умер в 1870 году.

Все вокруг стремительно менялось. Менялся и Кавказ. На первое время было решено устроить здесь такой способ управления, который, не нарушая горских обычаев, ослабил бы значение духовенства. Для этого сфера его влияния была ограничена шариатским судом, которому предоставлялись дела исключительно духовные, а остальное судопроизводство возвращалось в область обычного права (адата), которое легче поддавалось изменениям сообразно новому положению горцев и потребностям администрации.

Дагестан теперь именовался Дагестанской областью и был разделен на четыре военных отдела, которые, в свою очередь, делились на округа и наибства. Общее управление строилось на основании нового «Положения о военно-народном управлении в горских территориях».

Это была почти та же система, которую ввел Шамиль, а некоторые его наибы даже назначались на свои прежние должности. Секретарь и биограф Шамиля Мухаммед-Тахир аль-Карахи, автор не раз упоминавшейся книги «Блеск дагестанских сабель в некоторых шамилевских битвах», в 1859 году вернулся в Темир-Хан-Шуру, где стал старшим кадием Дагестанского народного суда. Он умер в 1880 году и похоронен в селении Цулда.

Сохранилось и многое другое, к чему горцы привыкли за время существования Имамата. Законы империи имели здесь весьма незначительное влияние, а быт и уклад горской жизни почти не изменились. И это отличало горцев от остальных «туземцев», подвластных императору. Горцев не брали и в рекруты, но если кто-то желал служить за вознаграждение, то ему не отказывали.