Сперанский - Владимир Томсинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сговорившись о бракосочетании с Елизаветой и ее отцом, А. А. Фролов-Багреев уехал в Чернигов, чтобы взять согласие на этот брак у своей матушки. Сперанский, получив от жениха Елизаветы сообщение, что это согласие получено, написал ему 28 апреля: «Хотя не получили еще мы соизволения вашего батюшки, но решились предварительно донести Государю. Вчерашний день, окончив обыкновенную работу, я сие исполнил. Его Величество соизволил при сем случае отозваться о вас с удовольствием и похвалою. Вы можете себе представить, как мне было сие приятно. Сделав сей шаг, мы поступим на будущей неделе к формальным объявлениям и визитам… Прошу не величать меня отныне в письмах ни милостивым государем, ни превосходительством. По счастью, это уже поздно».
В этом же письме Михайло Михайлович сообщал своему будущему зятю также о том, что помолвка его с Елизаветой Сперанской назначена на 5 мая 1822 года и об этом событии сделано публичное объявление. «Поздравляю вас, любезный Александр Алексеевич, настоящим женихом, а Елизавету настоящею невестою. В минувшее воскресенье она получила соизволение Государыни Императрицы во всех формах, и в тот же день весь город узнал тайну, столь долго и столь худо хранимую».
14 мая Сперанский сообщал в письме графу Аракчееву из Петербурга в Грузино: «Погода у нас стоит прекрасная, но я не могу ею пользоваться: весь в свадебных хлопотах и приготовлениях. Утешаюсь только тем, что, устроивая счастие моей дочери в Малороссии, устроиваю, вместе с тем, и себе на старость лет приют и спокойствие».
28 июня 1822 года Сперанский написал письмо к матери Прасковье Федоровне: «Милостивая государыня матушка. По назначению вашему посылаю при сем в расположение ваше сукно с принадлежащею к нему шелковою материею для рукав и под полы. Сверх сего прошу вас от внучки вашей Елисаветы принять берлинского гродетуру на платье; она просит непременно сшить и носить в ее воспоминание… При сем считаю долгом вас уведомить, что с благословением Божиим и моим внучка ваша Елисавета помолвлена за действительного статского советника Александра Алексеевича Багреева, человека отменно доброго и почтенного. Он служит губернатором черниговским. Брак назначен здесь в следующем июле месяце, а в августе или сентябре они отправятся в Чернигов, где его отчизна и поместье. Прошу вас их заочно, благословить и помнить в ваших молитвах».
Бракосочетание Елизаветы Сперанской с Фроловым-Багреевым состоялось 16 августа 1822 года. Побыв около полутора месяцев в Петербурге, молодожены отправились в Чернигов. Чувство радости, которым последние полгода был охвачен Сперанский, куда-то ушло — вместо него в душе возобладала горесть разлуки. «Письмо ваше из Томска, — писал он генерал-губернатору Капцевичу, — дошло до меня в то самое время, как я занят был горестною, хотя и предвиденною разлукою с моею дочерью. Не дорожу жертвами для ее счастия, но нужно время, чтоб снова привыкнуть к одиночеству».
Впоследствии в Петербурге ходили слухи, что Елизавета пошла за Кочубеева племянника не по любви, что будто бы это отец принудил ее идти за него. Сама же она влюблена была якобы в другого и наотрез отказывалась выходить замуж за Александра Фролова-Багреева. Михаил о Михайлович, по слухам, для того, чтобы добиться от дочери согласия на этот брак, сажал ее в чулан на хлеб и воду. Слухам этим верили, причем вполне серьезные люди, что не удивительно. О Сперанском ходило столько разных небылиц и сплетен, сам он представлял настолько сложную, многогранную натуру, что современники его просто не могли не утратить в конце концов способности отличать в нем реальные черты от придуманных клеветниками. К тому же мало кто тогда умел так искусно прятать от посторонних подлинные свои чувства, как он. О том же, сколь трепетно относился Сперанский к своей дочери, знали немногие.
Несмотря на то что судьба дочери устроилась, Михайло Михайлович продолжал появляться в светском обществе — только теперь один.
Пошел слух, что меня более не увидят в обществе; что, не имея в нем более нужды, я брошу все приязни и знакомства. Не отгадали, ибо гадали в дурную сторону; хотя и не без тягости, но я являюсь везде, где бывал с тобою. Отстану, но не вдруг, а постепенно.
В первое время после того, как его дочь вышла замуж, Сперанский испытывал двойственное чувство: да, конечно, счастье любимого существа устроилось, чего еще желать, и он, безусловно, был доволен, но все же — у дочери теперь муж и своя обособленная жизнь. Нотки ревности невольно звучали в его довольстве и… письмах.
Стихи твои действительно прекрасны. Самое чувство пером твоим водило. Последняя строфа особенно прекрасна нравственным ее отливом. Я знаю ее наизусть; но скажи мне: много ли есть на свете дур, которые влюблены в своих мужей и пишут им стихи? Не знаю, много ли, но желал бы, чтоб они все тебе были подобны; тогда дуры были бы любезнейшие и счастливейшие на свете создания.
16 августа 1823 года Сперанский писал дочери: «Неужели прошел год с того времени, как любезная моя Елисавета замужем: время есть большой чародей — то выше леса, то ниже травы; иногда очень длинно, иногда чрезвычайно коротко».
11 февраля 1824 года Елизавета Фролова-Багреева родила «после 2-дневного страдания» сына, которого назвала — в честь отца — Михаилом[10]. Сперанский помчался в Чернигов к внуку.
Возвратившись в столицу, Михайло Михайлович обратился к императору Александру с просьбой о переводе зятя на службу в Санкт-Петербург. «Одиночество мое здесь, — жаловался он государю, — болезненные припадки, с летами возрастающие и впереди мрачным уединением мне грозящие, — наконец прещение совести частыми отлучками прерывает ход службы и бремянит внимание Вашего Величества частыми отпусками для свиданий с дочерью, в коей одной заключается все мое семейственное благо, все сии причины, строгому долгу службы посторонние, но чувству милосердия, чувству сердца Вашего внятные, дерзаю представить в ходатайство и оправдание».
9 мая 1824 года А. А. Фролов-Багреев был назначен на место члена совета Министерства финансов и управляющего Государственным заемным банком. Поселился Александр Алексеевич вместе со своей семьей в одном доме с Михайлой Михайловичем — на Невском проспекте. Вместе с ними проживал еще Г. С. Батеньков. Жалованья петербургского чиновника Фролова-Багреева, составлявшего 11 тысяч рублей в год, было недостаточно для содержания его семьи. Сперанскому приходилось добавлять к нему по 25 тысяч рублей. При этом Михайло Михайлович и семья его дочери вели одно хозяйство, имели общих слуг, общие кареты с кучерами.
7 мая 1825 года Сперанский лишился самого близкого своего друга — в этот день умер тайный советник и сенатор Аркадий Алексеевич Столыпин. Похороны его состоялись на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. В газете «Северная пчела» появилось в качестве отклика на эту смерть стихотворение, обращенное к вдове Столыпина и дочери адмирала Н. С. Мордвинова Вере Николаевне[11]:
Автором стихотворения был Кондратий Рылеев. Менее года спустя раскроется тайная подоплека этого его произведения, в котором имя Аркадия Алексеевича Столыпина ставилось в один ряд с именем Николая Семеновича Мордвинова. Рылеев проявит себя как руководитель мятежа молодых дворян, поставивших своею целью смену в России правления и правительства. После подавления мятежа на допросах его участников обнаружится, что в состав нового правительства мятежники предполагали включить и Н. С. Мордвинова, и А. А. Столыпина[12]. Так, Н. А. Бестужев заявит на следствии: «Покойный сенатор А. А. Столыпин одобрял тайное общество и потому верно бы действовал в нынешних обстоятельствах вместе с нами».