Дьявол и Город Крови 3: тайны гор, которых не было на карте - Анастасия Вихарева

– Вот именно! – подтвердил он. – Сама подумай, вот человек, плюет, или наоборот, расставляет сети… Он занят делом, и для него, обиженного или радостного, господин Упыреев – пуп вселенной, «ты мне, я тебе» – идея фикс, а как за бортом не остаться – мысли вслух… Разве будет у него голова болеть о том, что тебе дорого? А когда тварь поднимается из земли, поворачивая мышление человека на себя и на свои нужды, она не интеллектуальнее своего создателя. Человек – открытая книга, в которой все страницы исписаны, и судит он горсткой нелюдей, имя которым сыны человеческие. Так что, суди, да не засуживайся! Вот, не стали они тебя слушать… – Дьявол посмотрел куда-то в себя, проверяя, все ли осталось так, как должно, своим искрометным юмором она могла разрушить его любимые планы, внушив безусловной надежде, что помилование человеку не стоило добывать. Выдавил вымученную улыбку. – Маня, не смей так говорить, когда не сможешь потом простить себе! Жизнь их была непредсказуемой… Знаешь ли ты, что те два полена, которые исторгли из себя ветвь неугасимую, есть у тебя только потому, что каждый из них смог вырастить дерево? Вдруг они ради тебя старались?

Пришла очередь Маньки задуматься. Странно как-то: она дала им неугасимую ветвь, которая вернулась к ней поленом. Получается, у дерева не было ни конца, ни начала? Возможно, Дьявол говорил правду. Не будь поленьев, у нее вообще не осталось бы шанса противопоставить себя нечисти. Наверное, она тоже бы подумала, что помочь надо человеку, пусть за много времени наперед. Но тут же вспомнила, что не найди она города, валялись бы благодетели ее внутри саркофагов еще долго, дожидаясь такого дурака, как они вчетвером, да еще и дерево было из того самого полена, которое она же им дала, поэтому всякую благодарность отменила.

– Ну-у… – неопределенно пожала она плечами, взвешивая на воображаемых весах то и другое.

– Вот видишь, как лихо закручена жизнь! – поторопился упрекнуть Дьявол, пока она чего-нибудь еще не ляпнула. – И стольким обязана ты жизнью, и столькие обязаны тебе… Может, пора уже осознать, что нет у человека ничего, кроме того, что дорого Дьяволу? Ведь их тоже вела злая судьба! Разве они плакали бы на твоем месте?

– Запрещенный прием! – воспротивилась Манька, тут же сообразив, что не было никакой похвалы, просто подлизывался Дьявол. – Откуда я знаю, плакали бы или нет? Может, и плакали бы! Не надо мои мучения называть «благим даром», без них я бы не хуже жила!

– Ну, Маня, твой Зов меня всего уже извел! Чем тебя таким вампиры припечатали, если всякое мое слово убивается? Злобливая стаешь, невозможно к жизни вернуть, – расстроился Дьявол.

– Ну так скажи, как убрать этот проклятый Зов? Чего оправдания ищешь? Лучше был бы таким, какой есть. Вреднее нет никого, но я привыкла, а теперь, когда ты прикрываешь свою вредность сочувствием, понимаю, камень за пазухой припрятал. Или это не так?

Дьявол тяжело вздохнул.

– Ничего не могу сказать определенно по этому поводу! – опять откровенно признался он. – Далекое будущее состоит из вероятностей. Есть время и место, где твоя голова столкнется с определенными трудностями. И только ты сама рассмотришь их во времени и пространстве, и примешь решение, от которого будет зависеть твоя судьба. Велика ли вероятность, что вампиры встретят тебя с хлебом солью, вслушиваясь в каждое твое слово?

– Ноль, – сразу же просчитала Манька.

– И я о том же. А велика ли вероятность, что ты положишь на лопатки вампиров?

– Ну… – Манька задумалась, слабой она себя уже не считала.

– Шанс есть, но не далек от нуля. А велика ли вероятность того, что вампиры будут искать способ убрать с лица земли и тебя, и землю, которая им как бельмо на глазу?

– Сто процентов, – не задумываясь, ответила она.

– А теперь соедини две вероятности, когда ты не положишь на лопатки вампира, и где они ищут способ убить тебя. А когда эти две вероятности станут реальностью? И снова появятся несколько возможных вариантов будущего: биться насмерть, убежать и спрятаться, подчиниться злому вампиру… Первое – сто процентов смерть, ноль процентов выжить. Второе… ну так себе, шанс есть, но не далек от нуля. Третье, ноль процентов выжить, сто процентов смерть – медленная и мучительная. Трудность, Маня, это когда нулевую вероятность оборачивают в стопудовую. Но я в тебя верю. Хочу верить. Хочу, чтобы не получилось, как с Бабой Ягой: дошла до колодца, плюнула и выбрала полюбовную жизнь с вампирами, избавившись от Финиста Ясна Сокола, который ее случайно припечатал. Заметь, не поставил себя Царем, а всего лишь на Зов повелся, который от нее самой к нему прилетел, которую ей сестрицы с заезжей девицей-красавицей нарисовали.

– Вот и правильно! – смягчилась Манька, понимая, что на этот раз Дьявол говорил, как есть. – И не надо придумывать, как подманить меня на эту трудность. Дожить надо сначала, – она засмотрелась на свою внутренность, которую будто фонариком подсветили. Нащупать ничего не получалось, пространственные объекты опять набились во внутренность туго, как в мешок, не иначе, новые заклятия начали работать. Но земля вампира уже половину их раскрыла, показывая во сне страшные и жестокие убийства, чтобы она чувствовала себя жертвами их. И боли никакой не было, чтобы понять, кто и с чем, разве что голова тяжелая и не свободно. С Зовом только земля пока сама не могла справиться, было в нем что-то такое, чем земля обманывалась, не считая его злом.

– Господи, откуда столько дерьма? – удивилась она. – Злоба у меня какая-то на тебя и на Борзеевича, хотя злом никогда не смогла бы подумать о вас, – пожаловалась она, недоумевая. – И вспоминаю, сколько пережили, и сколько обрела с вами, но неприятие какое-то, будто подменили меня… Ты ведь об этом хотел поговорить? Правда, ты мне больше, чем Друг, наверное, вижу в тебе Бога, которым нечисть никогда не назовет, а Борзеевич – как родители, которых не знала. Но внутри меня соль, глазами вижу, а не идет на меня. Я так мучаюсь, такая я сама себе могу рожу скорчить.

– Мыться надо каждый день, рука руку моет. А представь, что думает твоя душа, когда ты меняешь его представления. Славное настроение, не правда ли? Ты давно ли зрением проверялась?

Манька сразу поняла, о каком зрении говорил Дьявол. Нет, не проверялась, забыла, если бы не напомнил! Обычно она смотрела или глазами, или внутренним оком, а о затылочном зрении, которым смотрели за спину, редко вспоминала, оно не предназначалось рассматривать себя. Черти, которые обработали ее голову, примерно так же выкатили из ума разумность, заставив забыть не только о Дьяволе, но и о самой себе. Если бы не Дьявол, которому увидеть своими девятью зрениями ее ничего не стоило, сидела бы она в избе в пещере до конца дней. Но тогда с головой укатилось и железо, а теперь вроде все было на месте, и муть она видела…

– Но мы же…

– Черта слепить – несложная задача, – подтвердил Дьявол ее опасения. – Они везде шныряют. Не забыла ли, Благодетельница наша – Бабы Яги дочка. Настоящего обрезать, ей, конечно, вряд ли удалось бы, все же черти обедню ей не служат, но нечто подобное и вампиры сотворить умеют. Ты же видела, как в Аду черт раздевал тебя, вытаскивая одежду сначала на себя, а потом одевая тебя. А как бы смог, если бы впору она ему не пришлась? Очень вампиры любят заплечную суму собрать в дорогу со всякой бедой или добром. И мнится человеку, что золото у него уже в кармане, или приволочет с собою падаль, чтобы отпугивать людей мертвяком. Человек свою суму видит, да зуб неймет. Но в горе ли, в радости, обыкновенно чувствует ее. А люди видят. Немногие согласятся вести расчеты с мертвой головой. А бывает так, что в суму существо положат, или себя, и становится такой фантом, как черт… А если родитель на той стороне – горе человеку, каждое слово Благодетеля в душу падает и от души выходит.