Блаватская - Александр Сенкевич

Следующим на их пути был город Канпур, там их ждал Росс Скотт, получивший должность в этом городе. С его помощью они обнаружили голого истощенного саньясина, который, услышав о феномене, посмотрел на них таким надменным взглядом, словно они его искушали. Затем было много других городов, среди них Джайпур с его дворцом ветров и грязная, вся в коровьих лепешках Агра, в которой мавзолей Тадж-Махал, по ее словам, предстал «изумительной жемчужинкой, сверкающей на куче навоза»[377]. Она писала своему другу Александру Уайдлеру, что ее шпионская слава заставила махараджу Джайпура отказать им в гостеприимстве[378]. Ее действительно раздражала бесцеремонность и наглость следующих за ними по пятам полицейских ищеек. Но Блаватская привыкла смиряться с неудобствами жизни. Приблизительно через месяц они прибыли в Сахаранапур на первую встречу со Свами Даянандой. Члены «Арья Самадж» тепло их приняли, угостили фруктами и индийскими приторными сластями. У Блаватской уже начинался диабет, но она ради приличия попробовала чуть-чуть того и другого. Свами Даянанда сначала встретился с Олкоттом и Такерсеем и беседовал с ними приватно приблизительно час, а затем уж удостоил внимания Блаватскую. Сказался, по-видимому, его мужской шовинизм. А ведь она настойчиво внушала Олкотту, что Даянанда относится к членам Гималайского братства и высоко ее ценит. Он довольно сдержанно ее поприветствовал и в дальнейшем опять сосредоточился на разговоре с Олкоттом, а ее словно не замечал[379]. Их общение еще затруднялось тем, что Свами Даянанда не знал ни слова по-английски. Его рассуждения о нирване, мокше и Абсолюте были общими и банальными. Вместе с тем Свами Даянанда поддержал идею Олкотта создать отделения Теософического общества по всей Индии. Другим позитивным результатом этой встречи можно считать разоблачение вороватого Харричанда Чинтамона. Оказалось, он прикарманил пожертвования для «Арья Самадж», высылаемые из Нью-Йорка Блаватской и Олкоттом. Его с позором изгнали из «Арья Самадж», но он ничуть не расстроился, отправился в Англию и оттуда в течение нескольких лет исходил желчью в адрес Блаватской и всего Теософического общества. В начале мая 1879 года они вернулись в Бомбей.

Количество писем, получаемых Олкоттом от махатмы Гула-ба Синга, стремительно возросло. Денег у путешественников оставалось все меньше и меньше, и среди них нарастало неудовольствие. Роза Бейтс постоянно хныкала и проводила полдня на кухне под навесом. Чтобы хоть чем-то себя занять, она разводила кур и уток. Блаватская называла ее кухаркой, а ее недоброжелательность объясняла стихийно прущим из нее злобным магнетизмом. Уимбридж по любому поводу брюзжал и всякий раз фыркал, когда Елена Петровна что-то рассказывала. За три месяца до этого он слушал ее, раскрыв рот. Олкотт также заговорил о возвращении домой.

В июне в Бомбей пришел муссон. Лило как из ведра. В доме потекла крыша, и они сидели в комнате под зонтами — нелепые искатели оккультных тайн.

Из затопляемых земляных нор повылазили змеи, скорпионы, ядовитые пауки. Приходилось всегда быть начеку. Постоянное брюзжание Олкотта раздражало Блаватскую до головной боли. Однажды он удостоился словесной выволочки от самого Учителя Мории, который писал ему, что никто силой не заставлял Олкотта покидать родной дом, и сожалел, что полковник не ведет себя как настоящий мужчина, оказавшись в трудной ситуации. После этого послания Олкотт прекратил разговоры о немедленном отъезде из Индии. Еще одно событие, весьма неприятное, окончательно привело его в чувство. Он получил из Соединенных Штатов Америки известие о том, что потерял на страховом полисе и акциях серебряных рудников больше десяти тысяч долларов.

Приблизительно в это время Блаватская узнала, что ее разыскивает Эмма Куломб, урожденная Каттинг, ее старая знакомая по каирской жизни. Эмма жила на Цейлоне со своим мужем, французом Алексисом Куломбом. Она вышла за него замуж вскоре после того, как Елена Петровна уехала из Египта.

Эмма до замужества полагала, что Алексис — энергичный и богатый человек. В действительности же она связала свою жизнь с неудачником. Сначала они приехали в Индию, в Бенгалию. Там Алексис не смог найти работу. Они существовали на учительские заработки Эммы и на ее репетиторство. Она готовила девушек из богатых семей для поступления в женские колледжи. А потом заболела, и для поправки здоровья ей посоветовали перебраться на Цейлон, климат там был мягче, а жизнь дешевле. Однако и на Цейлоне им чудовищно не везло. Может быть, потому, что по душевному складу они были закрытые подозрительные люди, а таких мало кто любит.

Кстати, все их знакомые в один голос утверждали, что чету Куломбов преследует злой рок. За что бы те ни брались — все заканчивалось полным крахом. Купили в Галле старую гостиницу и тут же обанкротились. Решили заняться сельским хозяйством, выращивать овощи европейских сортов — земля, которую они взяли в аренду, оказалась слишком каменистой, на ней ничего толком не росло.

Эмма Куломб, обратившись с письмом к Блаватской, рассчитывала на помощь старой подруги.

Елену Петровну ее письмо ничуть не обрадовало. Она впадала в панику, когда неожиданно возникал кто-то из ее знакомых, кому была хорошо известна ее прежняя жизнь. Еще в Нью-Йорке она едва уладила свои отношения с Александром Аксаковым, который был осведомлен о ее скандальном прошлом через своего дальнего родственника Даниела Юма, и, как знает читатель, отозвался о ней довольно-таки нелицеприятно в письме к Эндрю Джексону Дэвису. Пришлось самой писать Аксакову в Россию слезные письма, находить душещипательные и покаянные слова, унижаться и просить не распространяться о ее бурной молодости. В конце концов он сжалился над ней и сменил гнев на милость. Однако этот случай оставил у нее тягостное чувство, ведь ей пришлось чернить свою молодость. Похоже, что из-за старых, дискредитирующих ее связей Блаватская стороной объезжала Россию.

Из письма Эммы она не поняла, что та, собственно, от нее хочет: возвращения каирского долга и новых денег как плату за молчание или возобновления прежней дружбы?

В итоге Блаватская ответила Эмме, что она бедна как церковная мышь, никакими свободными денежными средствами не располагает, ибо живет в коммуне. Елена Петровна умела, когда нужно, напустить туману. Вместе с тем она предлагала старой подруге и ее мужу приехать к ней в Бомбей и вступить в Теософическое общество. Обещала даже подыскать им работу. Блаватская была уверена, что супруги Куломб не наберут необходимой суммы на пароход до Бомбея.

Так совпало, что через год после появления в Индии Блаватской в характере колониального режима произошли серьезные изменения. В 1880 году к власти в Англии пришли либералы. Вновь назначенный вице-король лорд Рипон начал проводить политику либерализации, непосредственно направленную на восстановление гражданских прав индийцев. По его инициативе, в частности, был отменен наделавший немало шуму Закон о туземной печати, согласно которому полицейские власти на местах наделялись правом прекращать издание газет на индийских языках, помещающих материалы антиправительственного содержания[380]. Подобное послабление органам периодической печати вызвало появление новых изданий. Естественно, Елена Петровна воспользовалась газетным бумом и с помощью индийцев, членов Теософического общества, распространяла сведения о себе и своей деятельности везде, где это было возможно. Однако за несколько месяцев до назначения лорда Рипона вице-королем Индии она уже начала издавать журнал «Теософист» при всей скудности имеющихся в наличии финансовых средств. Собственный журнал отчасти спасал двусмысленное положение, в котором оказалась Блаватская. Она жаловалась генералу-майору Даблдею в письме от 16 июля 1879 года, что их выжили из всех местных газет и добивают демонстративным пренебрежением и равнодушием[381].