Хоккенхаймская ведьма - Борис Вячеславович Конофальский

пошел в свою спальню, куда звали его. Там Ёган откинул верхнюю перину, а затем и нижнюю, а под ней, на досках кровати… валялись золотые монеты, много монет.

Волков уставился с немым вопросом на слугу: откуда?

– Так вы мне велели деньги сторожить – думаете, легко было сидеть целыми днями? Тут от безделья с ума сойти можно было, дай, думаю, деньги посмотрю. Открыл и вижу: среди серебра нет-нет да и попадется золотой, вот я и стал их выбирать. Все выбрал. Сюда кидал. Как знал.

– И сколько здесь?

– Семьдесят одна, да все монеты разные. Все с разными королями.

Волков обнял за плечи слугу, заулыбался, от сердца печаль сразу ушла:

– Возьми себе две, нет, три бери, любые. Молодец ты.

Ёган тут же стал себе монеты выбирать, и приглянулись ему огромные дублоны, но кавалеру было их не жаль, сам же сказал любые брать. А уж как Ёган был счастлив! Он уже видел злую морду Сыча, когда он ему такую знатную деньгу покажет.

Кавалер договорился с братом Николасом и братом Иоганном начать дело сразу же после завтрака. Показать им тюрьму, залу для бесед и ввести их в курс дела. А также познакомиться с третьим монахом, входившим в трибунал. Звали его брат Марк.

Но как только он сел завтракать, так пришел барон фон Виттернауф и, не здороваясь, заговорил:

– Решили вы вопрос?

– Нет, – Волков отложил вилку, всем видом давая барону понять, что он не вовремя, – бежал он.

– Бежал? – переполошился барон. – Да куда же? Как?

– Бежал, не застал я его.

Барон без приглашения сел на стул напротив кавалера и зашептал, склоняясь над столом:

– Искать надобно. Найдите его.

– Попробую, – врал Волков, – он из Хиршей, где-нибудь да объявится.

– Ищите, денег на то не жалейте.

Кавалер поморщился, вопрос денег в это утро с ним было лучше не поднимать, но барон этого не знал.

– Хорошо, только вот что я скажу вам: раз он сбежал, значит, испугался, а раз испугался, значит, знает за собой грех и молчать будет.

Барон на мгновение задумался, а потом покачал головой, не соглашаясь:

– На волю случая полагаться нельзя: бумаг не нашли, так хоть тех, кто их видел, надобно успокоить. Нужно начать розыск банкира.

– Вы позволите мне хотя бы позавтракать? – не без едкой доли спорил кавалер.

– Ах да, конечно-конечно, – барон встал, – но пообещайте мне, что найдете его.

– Обещаю, что поищу, – заверил его Волков.

Не собирался он искать, разве только банкир обещанных денег не пошлет. Уж за триста монет кавалер не поленился бы. А сейчас его больше интересовал трибунал, и в частности матушка Кримхильда. Он прекрасно помнил, как она являлась к нему в тяжких видениях, во хвори его, и теперь хотел ей об этом напомнить при помощи палачей. Ведь он обещал ей.

После завтрака Волков поспешил в тюрьму, чтобы заняться уже делом.

Глава 39

Дни пошли быстро, уже в полдень на улице становилось жарко и дрова братьям инквизиторам не требовались, и в зале для допросов нехолодно было. А братья свое дело знали, только новенький брат Марк оказался не сведущ, но очень старателен. Брат Николас почти безошибочно отвел ведьм от простых дурных баб, и допрашивали их по-разному. Ведьмы-разбойницы, а их было трое, оказались крепки и запирались во всем, ни в чем не соглашались. Уж их спрашивали по-строгому, даже палачи от них уставали. Выли они, умоляли, но все одно не раскаивались. Да на то и нужды не было, разбойники, что в их шайках состояли, говорили за них. Ничего не таили, надеялись, что за то им поблажка будет.

А одна из ведьм, Веселая Рози, так песни пела, когда ей на дыбе кнутом спину рвали. И как ее ни ломали, как ни жгли, ничего не говорила, так была чертовка хороша собой и весела, что к ней злобы даже монахи не испытывали. Но разбойник Фейбель, старый и кривой бандит, у которого руки по локоть в крови, подручный ее, сообщал, что она только за этот год пятерых людей извела. Трех купчишек и мать с малым дитем. Купчишек травила злым зельем, от которого тех судорогами выворачивало, а она смелась над тем и называла это танцами, а купчишек – танцорами. А мать с дитем велела зимой в холодной реке утопить, чтобы себе их ферму забрать, так как бумаги на ферму нашла. И забрала.

Рози только хохотала в ответ на его слова и звала его брехуном и дурнем. Волков и даже монахи только диву давались, что нет у нее ни страха, ни раскаяния, так еще хуже того случилось. В один день пришли за ней, а ее не было. И не оказалось стражника одного ночного. Сбежали. Уж очень была бабенка хороша собой, видно, стражник и не устоял. Волков после того коменданту выговаривал. Тот обещал караул удвоить и запретить пиво пить по ночам. Думали искать, да где там, бабенка уплыла, наверное, деньга-то у нее имелась, а стражник, может, уже и в реке был, а может, и с ней куда поплыл. Кто ж знает.

Теперь день Волкова начинался с того, что к нему утром приходили секретарь городского казначейства, комендант Альбрехт и ротмистр Брюнхвальд. Они согласовывали списки всех взятых людишек, а тех благодаря стараниям стражников становилось все больше. Так много, что ротмистр говорил, что скоро места и на барже для них не останется. По спискам этим утверждались расходы, счета, и кавалер эти счета подписывал. Потом он шел в тюрьму и там с монахами вел дознания. Инквизицию! Обедал и снова дознавался. Многие из баб ведьмами не были. Кто просто от мужа сбежал, кто мужа до смерти извел, а нашлись и такие, что мужа извели вместе с детьми. Разные были жены.

А в один день пришел человек от брата Иллариона, казначей Его Высокопреосвященства, просил прибыть после утренней молитвы в ратушу, и в виде торжественном. Что ж, аббат просит – значит, кавалер будет. Волков приехал со своими людьми, все в лучших платьях.

А случилось вот что: поняв, что большой суд неизбежен, Вильгельм Георг Сольмс граф Вильбург и обер-прокурор Его Высочества герцога Ребенрее вызвал из столицы главного казначея земли Ребенрее, судей и следователей. Их приехал целый обоз. А вызвал их для того, чтобы решить, как проводить суд. Подсудимых и арестованных собралось очень много, и имущество их было огромно. Очень не хотел обер-прокурор, да и сам герцог, чтобы всех их судил Святой трибунал