Искусство управления государством. Стратегии для меняющегося мира - Маргарет Тэтчер

По этим же причинам она символична не только для европейских, но и для неевропейских стран. Скорее всего, движения в направлении создания Соединенных Штатов Европы, европейского сверх-государства уже не остановить. Конечно, случиться может всякое. Америка, например, может сорвать европейские планы по созданию альтернативы НАТО. Европейская валюта может рухнуть под давлением внешних потрясений и внутренних разногласий. Маловероятно, но может случиться и так, что Франция или Германия — главная движущая сила процесса — откажутся под давлением электората от попыток заменить демократические национальные институты на бюрократические европейские. Абсолютной определенности не существует нигде, даже на территории евро. Но я сильно сомневаюсь в том, что это произойдет на практике. Уж больно велика инерция движения.

Неевропейским странам, и прежде всего Америке, остается лишь по возможности смягчить тот вред, который несет с собой новая Европа, а затем, когда безумие пройдет, — а так и будет из-за отсутствия общего интереса, — помочь собрать осколки. У Великобритании, однако, есть другой выбор, о чем я и буду говорить дальше.

Часто повторяют как заклинание, что Великобритания опоздала на европейский «поезд», а потому потеряла возможность как-то влиять на выбор конечного пункта назначения[302]. При этом, естественно, подразумевается, что Великобритания должна в дальнейшем участвовать во всех новых европейских инициативах и оказывать на них максимальное «влияние». Однако чем больше мы узнаем о европейском проекте и чем больше задумываемся над его историей, тем менее убедительной кажется даже первая часть этого тезиса.

История современного движения за европейскую интеграцию, хотя, как я уже отмечала, у него и был целый ряд предшественников, реально ведет отсчет от 50-x годов[303]. Отношение британского правительства к европейскому проекту в послевоенные годы было, по правде сказать, довольно-таки неоднозначным. Слова Уинстона Черчилля, например, допускают различную трактовку.

Черчилль неоднократно с воодушевлением расписывал перспективы европейского объединения. Намного сложнее сказать, как он представлял себе место Великобритании в этом процессе. В Гааге в мае 1946 года Черчилль выразил надежду, то западные демократии Европы могут установить еще более близкие дружественные отношения и прийти к еще более тесному объединению. С его точки зрения, не существовало причин, по которым нельзя было бы под покровительством международной организации [т. е. ООН] создать Соединенные Штаты Европы, восточные и западные, и объединить этот континент так, как это не удавалось никому со времен падения Римской империю). Вместе с тем в той же самой речи он замечает, что политика Великобритании и стран Содружества все более тесно переплетается с политикой Соединенных Штатов и лежащее в основе этого единство взглядов и убеждений все глубже пронизывает англоязычный мир». Как прикажете совмещать эти великие, но прямо противоположные концепции на практике?[304]

Годом позже, выступая в Альбертхолл в Лондоне, Черчилль вновь обратился к этой теме и фактически изложил идейную концепцию Европы. По его словам, если объединенная Европа окажется жизнеспособной, Великобритания должна будет стать полноправным членом европейской семьи Среди того, что, несомненно, следует считать не более чем пышной риторикой независимого во взглядах патриота, встречается, однако, предупреждение:..без объединенной Европы не будет и шансов на создание мирового правительства. Когда же дело дошло до прозы жизни, структура безопасности, которую он предлагал в своей речи, оказалась совсем иной:

В Конституции [Организации Объединенных Наций], принятой в Сан-Франциско, прямо предусмотрено создание региональных организаций. Объединенная Европа образует одну крупную региональную единицу. Есть Соединенные Штаты вместе со всеми зависимыми от них государствами; есть Советский Союз; есть Британская империя и Содружество; и есть Европа, с которой Великобритания имеет глубокую связь. Вот четыре столпа глобального Храма мира[305].

По правде говоря, даже в самых смелых своих пророчествах Черчилль, похоже, не видел Великобританию составной частью Соединенных Штатов Европы, хотя и полагал, что она должна поощрять и поддерживать их. Еще в 1930 году в статье по поводу тогдашних федералистских идей, которая была написана для нью-йоркской газеты Saturday Evening Post он так выразил свой взгляд:

Отношение Великобритании к объединению или федеративным связям» будет, прежде всего, определяться исходя из преобладающей концепции Объединенной Британской империи. Любой шаг, который делает Европу более процветающей и более мирной, осуществляется в британских интересах… У нас есть собственная мечта и собственная цель. Мы с Европой, но не в ней. Мы связаны, но не включены в состав. Мы заинтересованы и ассоциированы, но не присоединены[306].

В послевоенные годы Черчилль продолжал придерживаться этого взгляда, который нельзя назвать недальновидным или нереальным. Он был совершенно прав тогда, представляя Великобританию как страну с уникальным международным положением, которое дает ей уникальные преимущества. Она находилась внутри трех взаимосвязанных орбит — Содружества, англо-американских отношений и Европы, иными словами в выигрышной позиции, для использования которой требовалась значительная свобода действий. Отказ Великобритании от своих суверенных прав в пользу федеративной Европы поэтому полностью исключался. Именно по этой причине Черчилль, вновь оказавшись на посту премьер-министра в 1951 году, отодвинул на задний план проевропейскую риторику и продолжил линию прежнего лейбористского правительства, которая не предполагала присоединения Великобритании ни к Европейскому объединению угля и стали, ни к Европейскому оборонительному сообществу. Нетрудно заметить, что в 1953 году Черчилль выступал в палате общин практически в том же ключе, в котором была написана статья 1930 года.