Лесной маг - Робин Хобб

Сумерки подкрались ко мне задолго до окончания моих трудов. Я испытал больше удовлетворения от завершенной работы, чем от подписанных солдатских бумаг. Когда я насыпал в кормушку зерна, Утес охотно зашел в новое стойло. Я вернулся к своему маленькому домику и снял у входа грязные сапоги. Я заново развел огонь в очаге и открыл горшок с бобами. Меня вознаградила волна ароматного пара. Я повесил плащ на гвоздь и разобрал, разложив и развесив по местам, высохшую одежду. Наведя порядок, я постарался вернуть недавнее чувство удовлетворения. Я накрыл на стол и положил себе в миску щедрую порцию бобов. Еще у меня был чай и сахар. Я с удовольствием поужинал, осторожно балансируя на расшатанном стуле. Завтра, обещал я себе, я приведу его в порядок. Я сделаю себе что-нибудь, на чем смогу не только надежно, но и удобно сидеть.

Когда за окном сгустилась ночь и весь мир сделался темнее и холоднее, мое убежище по-прежнему оставалось теплым и безопасным. Мне есть за что быть благодарным и почти не на что жаловаться, сказал я себе. Тем не менее, когда я улегся на свою постель, тоска вновь сжала мое сердце.

Каждый день я начинал с обхода кладбища с лопатой в руках. Я прилежно приводил в порядок поврежденные зверьем могилы. Отмечал надписи, которые следует обновить, чтобы не потерять значащиеся на них сведения. Я расчищал дорожки между могилами, заравнивал выбоины и рыл сточные канавки. И каждый день выкапывал по новой могиле. Я тщательно измерял их, чтобы сделать ровными и достаточно глубокими. Я следил, что бы не осыпались стенки. Я работал до наступления морозов и закончил только с первым выпавшим снегом. Именно благодаря моему усердию, когда Нарина Геддо умерла от плеврита в возрасте шести лет трех месяцев и пяти дней, ее ждала готовая могила.

Я так точно знал возраст Нарины Геддо, поскольку в мои обязанности также входило вырезание надписей на надгробиях. Этой работе я посвятил целый долгий вечер. Положив дощечку на стол, я задумался, как выцарапать все эти буквы и цифры имеющимися у меня скудными инструментами. Я никогда не занимался резьбой по дереву, но думаю, мне удалось неплохо справиться с задачей. Я подбросил в очаг щепок, а затем раскалил кочергу и выжег каждую букву и цифру, надеясь, что так надпись дольше останется разборчивой.

На следующий день я на повозке привез в город гроб. Утес фыркал и пыхтел, пока повозка подпрыгивала в замерзшей колее. Когда я остановился у маленького домика капрала Геддо, его старшая дочь открыла мне дверь.

— Человек-стервятник приехал за маленькой Нерри! — закричала она. — Папа, не дай ему ее съесть!

Позже я узнал, что слова девочки разнеслись по городу, изрядно насмешив тех, кого не коснулась эта беда. Но в тот день никто даже не улыбнулся. Я склонил голову и промолчал. Наверное, в своем развевающемся на ветру черном плаще и с раскрасневшимся на морозе лицом я действительно походил на стервятников Орандулы. Скорбящий отец девочки молча подошел к повозке и взял гроб. Я сидел и ждал на пронзительном ветру. Через некоторое время капрал вместе с еще одним мужчиной вынесли гроб и погрузили его в повозку. Он весил совсем немного. Я задумался, не поступил ли я необдуманно, приготовив большой гроб для такого маленького тела, и способен ли человек, охваченный горем, заботиться о таких вещах? Мы с Утесом возглавили небольшую похоронную процессию.

Предыдущей ночью я очистил яму от снега, так что теперь к ней вела цепочка следов. Я остался стоять в стороне, издалека наблюдая, как родственники опускают ребенка в мерзлую землю, а единственный священник Геттиса, худой и бледный после перенесенной чумы, произносит положенные слова. Когда все ушли, я вернулся с киркой и лопатой, чтобы разбить мерзлый холмик рядом с могилой и засыпать гроб. Комья с грохотом падали на его крышку, и мне вдруг показалось жестоким хоронить маленькую девочку в холодной земле. И все же я в чем-то гордился собой. Мне сказали, если бы не моя предусмотрительность, тело девочки пришлось бы оставить в сарае до самой весны, когда оттаявшая земля позволит вырыть могилу. Во всяком случае, так поступали в прошлом.

Похороны ребенка напомнили мне об Эмзил и ее детях. Я не думал о ней вот уже несколько недель, а мешок, который она мне дала, по-прежнему висел у меня на стене. В тот день я решил выполнить данное себе обещание, а заодно и попытаться поговорить с полковником. Оседлав Утеса, я поехал в город.

Теперь мое появление уже не вызывало прежнего любопытства. Изредка до моего слуха долетали смешки и замечания, но мало кто останавливался на меня поглазеть. Видимо, моя огромная фигура уже примелькалась. Теперь я появлялся в городе несколько раз в неделю, чтобы поесть в столовой вместе с другими солдатами. Я отыскал таверну Ролло и потребовал бесплатного пива, признав, что пролил пот Геттиса. Люди знали меня как кладбищенского сторожа Невара, и некоторых я даже мог назвать друзьями. Конечно, это не означало, что ко мне все относились доброжелательно или хотя бы безразлично. Меня по-прежнему задевали неприязненные взгляды — мое огромное тело у многих вызывало отвращение, хотя я никому не делал ничего плохого.

Содержание, положенное рядовому, оказалось не слишком щедрым, но запросы мои были скромны, и я скупо расходовал деньги, подложенные мне в сумку Ярил, так что у меня все еще оставался небольшой запас. Я съездил с ними в город и попытался осмотрительно потратить их на подарки для Эмзил и ее детей. Я купил красную шерстяную ткань, четыре цветка из ячменного сахара, коробку чая и небольшую головку сыра. Я уже потратил больше, чем собирался, когда мне на глаза попалась книга детских сказок с цветными картинками. Дурацкий подарок, сказал я себе, никто из них не сможет ее прочесть, да и стоит она немало. Тем не менее моя рука сама потянулась за деньгами, и книга скользнула в сумку к другим подаркам.

— Несколько больше, чем я собирался потратить, — пробормотал я, выкладывая деньги на стойку.

— Да и зачем она тебе? Читать сказки покойникам?

Меня обслуживал паренек, сын хозяина лавки. На вид ему было лет двенадцать, в крайнем случае четырнадцать — если он много болел. Когда я вошел, он уставился на меня с той же неприязнью, что и каждый раз, как я приходил за покупками. Меня он утомлял, но его отец держал лучшую лавку в Геттисе. Нигде больше я бы не нашел книжку с картинками, не говоря уже о сахарных цветах.

— Это подарок, — угрюмо ответил я.

— Для кого? — потребовал он ответа, словно имел на это право.

— Знакомым детям. Доброго дня.

Я повернулся, чтобы уйти.

— Рановато для подарков на Темный Вечер, — заметил он, обращаясь к моей спине.

В ответ я лишь дернул плечом.

— Невар? — вдруг окликнул меня голос, когда я был уже почти у самой двери.

Я невольно обернулся на звук собственного имени. Молодой человек в лейтенантской форме вышел из-за высокой стойки с инструментами. Узнав Спинка, я снова отвернулся и решительно направился к двери.

— Подожди! — крикнул Спинк, но я не остановился.