Белое, черное, алое… - Елена Топильская

Две следующие кассеты относились к шантажу. Аудиозапись содержала разговор шантажиста по телефону с жертвой, видеофонограмма фиксировала передачу денег потерпевшим Денщикову.

Включив следующую аудиозапись, не на микро-, а на обычной кассете, мы услышали четкий, с легким прибалтайским акцентом, голос Олега Петровича Скородумова. Впрочем, он назвал свою фамилию и объяснил, что, являясь сотрудником фирмы «Фамилия» и обеспечивая безопасность своего шефа, Дмитрия Чванова, провел некоторые розыскные мероприятия. Их результаты он перечислял дальше: угрозы в адрес Чванова, поступавшие от неустановленных лиц в последнее время, не были связаны с деловой жизнью Чванова. Ему удалось выяснить, что угрозы были инспирированы матерью Чванова и связаны с отказом ее невестки сожительствовать с ней. Однако, чтобы отвести от себя подозрение, Редничук организовала угрозы в адрес сына якобы от преступных группировок, затем заключила договор с охранной фирмой на оказание Дмитрию Чванову охранных услуг.

По условиям договора, охранники должны были приступить к своим обязанностям с 10 октября, понедельника. Она взяла в свои руки заключение договора с той целью, чтобы Чванов, успокоенный наличием такого договора, до нужного ею срока оставался без охраны. Эта аудиозапись, пояснял Скородумов, сделана 10 октября в больнице, где он находится в связи с сердечным заболеванием, обострившимся после известия об убийстве его работодателя, сделана на случай его, Скородумова, смерти, для передачи правоохранительным органам, заинтересованным в раскрытии убийства семьи Чвановых. Правда, в настоящее время он не намерен передавать имеющиеся материалы в распоряжение правоохранительных органов в связи с их недостаточностью для привлечения Редничук к уголовной ответственности.

Следующая запись на той же кассете была сделана через два месяца после первой. Скородумов рассказывал, что ему удалось раскопать страховой договор, заключенный якобы Чвановым, о котором самому Чванову ничего известно не было.

Страховую сумму по завещательной записи получила Редничук и потратила ее на приобретение ювелирного изделия — креста, украшенного драгоценными камнями, который передавала, с неустановленной целью, на три дня одному из руководителей Института радиологии, посещавшему ее фитнесс-клуб. В настоящее время, говорил Скородумов, им проводится работа по установлению лица, исполнившего убийство.

Третье сообщение на той же кассете относилось к лету этого года.

Скородумов ровным голосом отчитывался, что исполнитель убийства им до сих пор не установлен, однако Нателлой Редничук при реконструкции загородного дома было обнаружено место установки скрытой видеозаписывающей аппаратуры, и она заподозрила, что в распоряжении Скородумова имеется видеозапись происшествия седьмого октября. В связи с этим у него есть основания полагать, что обыск по постановлению следователя прокуратуры города Денщикова был предпринят не только в целях обнаружения компрометирующих его материалов, но и, по заданию Редничук, в целях обнаружения и изъятия материалов, относящихся к убийству семьи Чвановых. Поэтому в настоящее время он занят тем, что устанавливает возможную связь между Денщиковым и Редничук.

— А что, — сказала я Василию Кузьмичу, — вполне возможно: Редничук пожаловалась Вертолету на Скородумова, а тот подтянул Денщикова для исполнения задания, тем более что его интересы с Нателлиными совпали.

— Нет, Машечка, — покачал головой Кузьмич, — не стала бы Редничук подставляться перед Вертолетом и фактически признаваться, что где-то есть на нее компромат. Вертолет бы этот компромат сам к рукам прибрал, если бы нашел.

Думаю, она скорее нашла выход на Денщикова через Анджелу.

— Похоже, — согласилась я.

— Тем более что Анджела что-то лепетала, что Игорек Вертолету слил какую-то важную информацию, помимо того, что Вертолета москвичи заказали, что-то такое ценное, с компроматом связанное, что Вертолету могло пригодиться…

— Да? А когда это было?

— Да незадолго до дня рождения Вертолета, за месяцочек примерно.

— Да? Василий Кузьмич, а не могло быть, что Нателла действительно вышла на Денщикова со своими проблемами, а тот именно эту информацию слил Вертолету? А Вертолетик ею воспользовался и подписал себе приговор: стал Нателлу шантажировать, но не на ту напал, и польстился на подарочек… Мне, кроме этого варианта, что-то больше ничего в голову не приходит, зачем Нателла отправила своего дружка закадычного на тот свет, двухсот тысяч не пожалела.

— А может, он ей и без компромата стал руки выкручивать, он же ее «крышей» был?

— Нет, Василий Кузьмич, раз Нателла пошла на такой шаг, значит, ситуация могла разрешиться только полным устранением Вертолета.

— Ну хорошо, покопаемся еще в этой куче.

— Так что, на следующей кассете видеозапись убийства?

— Давай посмотрим, — Кузьмич тоже волновался.

Да, на кассете оказалось записанным убийство Ольги Чвановой. На убийце действительно была куртка один в один с кораблевской. Не такая, как была изъята у Пруткина. Лица преступника не было видно под маской из черных колготок, но фигура была как на ладони. Одно можно было сказать с очевидностью: это не маленький и худосочный Пруткин.

У меня закололо сердце.

— Василий Кузьмич, родненький, остановите, — взмолилась я.

Одно дело — читать об этом в протоколах и даже осматривать уже мертвое тело. Но видеть, как преступник методично наносит удары ножом отчаянно борющейся с ним женщине, отпихивая при этом детей, и знать, что это не кино, а настоящее убийство — невыносимо.

Когда пленка остановилась, Кузьмин тихо сказал:

— Где бы стакан водки опрокинуть…

Ожидая в следственном кабинете, пока мне приведут Пруткина, я не испытывала торжества от того, что я знаю, как все было. И вообще ничего я не испытывала — чувство опустошения было моей единственной эмоцией. И Пруткин это уловил.

— Я опять без адвоката, Владлен Ильич.

— Это хорошо, — отозвался он. — Такие вещи лучше обсуждать без посторонних.

Мы помолчали. Потом я нехотя достала из сумки фотоотпечаток, который мне на японской аппаратуре сделали с видеозаписи, и положила его перед Пруткиным.

Он не стал брать его в руки, глянул и перевел глаза на меня.

— Я же предупреждал, что поверить в это трудно. Что Ельцин, что он, — Пруткин кивнул на снимок мужчины с ножом в руке, — у меня шансов никаких.

— Зачем согласились? — спросила я для проформы.

— Таким людям не отказывают. Я же его знал двадцать пять лет, еще тогда был его человеком, в вашем районе. Дружил я тогда с милицией, иначе сидел бы уже не четвертый, а сто четвертый раз. Подсвечивал ему кое-что, ну и он мне, чем мог, помогал. Я же понял сразу, зачем я ему нужен. Если бы взяли нас прямо там, он бы меня подставил, а сам бы выкрутился, — мол, поймал на месте преступления. Один он не мог пойти. А кому он, кроме меня, мог довериться?