Лишь одна Звезда. Том 1 - Роман Суржиков

Некогда, лет двести назад, настоятель монастыря покумекал, прикинул выгоду, да и открыл в Дорожном Столбе ярмарку. А после поразмыслил еще и прибавил к ярмарке пивоварню. Дело стало приносить плоды. Ярмарка цвела, питаемая тремя потоками людей. Столбовое пиво разъезжалось по Красной Земле в телегах торговцев. Рыночный сбор и доходы с пивоварни набивали кошелек аббата. Монастырь разрастался, наполнялся добром, обзавелся роскошным собором. Братия тучнела и привыкала к комфорту. Все хозяйственные хлопоты ложились теперь на плечи послушников и наемных батраков, братья же занимались лишь богослужениями, да с завидной регулярностью наведывались в Дорожный Столб – за податью. Крестьяне и торговцы порою начинали роптать: не слишком ли зажралась братия? Так ли по сердцу Праотцам эта свора ленивых чревоугодников?.. Однако стоило кому-нибудь из ворчунов наведаться в обитель Марека и Симеона, как его немедля вели в собор. Это грандиозное, величавое строение оглушало любого своим великолепием. Всякий прихожанин тут же проникался глубоким уважением к монахам, аббату и самой обители. Такой величественный монастырь просто не может быть неугоден Праотцам! Святые братья полны благодати божьей, раз каждый день молятся в столь прекрасном месте! Прихожане забывали роптать, жертвовали монастырю денег и уезжали восвояси, полные благоговения. Так продолжалось больше века.

А потом очередного аббата угораздило вступить в перепалку с графом Эрроубэком. Причиною стала сущая безделица, но граф оказался вспыльчив, а аббат – упрям. Они мигом проскочили ту ступень, где дело еще можно было уладить чашей вина. Миновали и ту, где хватило бы: «Простите, ваша милость» – «Не стоит извинений, ваше преподобие». Сгоряча перепрыгнули и ту ступень, на которой помогло бы вмешательство третьей стороны – скажем, герцога Альмерского или архиепископа Алеридана. А тогда уж свара переросла в лютую вражду и затянулась на десятилетие. Аббат гневно брызгал слюной с кафедры, слал кляузы герцогу и императору, срывал венчания графских детей и причащения внуков, убеждал капитул отлучить графа от Церкви. Эрроубэк, в свою очередь, окружал Дорожный Столб заставами, собирал несусветные путевые сборы, распугивал торговцев сворами угрюмых воинов, что бродили по околицам монастырских земель и, вроде, ничего плохого не делали, но все же выглядели отпетыми бандитами.

В итоге победил граф. Потратив шесть тысяч эфесов, он проложил новую дорогу из Флисса в Алеридан – в обход земель Марека и Симеона, – а при дороге открыл свою ярмарку и, конечно, пивоварню. Графская дорога оказалась шире старой, графское пиво – вкусней монастырского (хотя и на пол-звездочки дороже). Дорожный Столб обезлюдел, захирел, а с ним и сама обитель. Спустя полвека если кто и помнил монастырь Праотцов-отшельников, то лишь жители ближайших к нему деревень. Братия убавила в численности: монастырская жизнь сделалась не такой уж привлекательной. Пропала роскошь, исчезли батраки и служки, осталась лишь горстка послушников. За всем немалым хозяйством, в том числе и гигантским собором, теперь доводилось ухаживать самим братьям. Никакого удовольствия вести такую жизнь – один труд с утра до вечера, да редкие перерывы для молитв… Вот странность: деревенские старики, что помнят былые времена, говорят в один голос: монастырь сделался лучше от своего упадка.

Джоакин Ив Ханна побывал здесь прошлой зимою. В ходе своих безденежных мытарств набрел на обитель и спросил, не найдется ли работы. «Работа есть, да денег нет», – таков был ответ. Джоакин был голоден, потому согласился служить за харчи и две недели провел в монастыре. Среди прочих нелицеприятных обязанностей довелось ему ухаживать за хворыми крестьянами в монастырском госпитале. Собственно, от этой работы он вскоре и сбежал. Однако в памяти осталось: брат-лекарь Мариус – весьма знающий человек с огромным арсеналом средств и снадобий.

В средине сентября – Джоакин не знал даты, но день был суббота – он вкатил на подворье обители, правя тарантасом, запряженным парой коней. Его спросили, и он ответил, что разыскивает брата Мариуса. Брат-лекарь был занят, но тут Джоакин увидел другое знакомое лицо: сам приор Саймон проходил через подворье.

– Ваше преподобие, – вскричал воин, – здравия вам и долгих лет!

– Джоакин Ив Ханна?.. – узнал его приор. – И тебе здравия, сын мой. Какими судьбами в нашем скромном пристанище? Вера привела тебя или нужда?

За неделю, проведенную с герцогиней и ее гонористыми рыцарями, бедный парень успел отвыкнуть от вежливости в свой адрес. Чертовски приятно было, что такой важный человек, как приор, говорит с ним уважительно! Джоакин даже приосанился.

– Ваше преподобие, я очень рад встрече и глубоко вас уважаю… Но дело у меня такое, что говорить страшно. Видите ли, со мною женщина, и она в большой беде…

Приор Саймон нахмурился. Джоакин знал, что церковное имя свое монах получил вместе с саном, в честь святого отшельника. Однако, почитая гордыней присвоить в точности имя Праотца, монах переиначил две буквы и сделался Саймоном вместо Симеона.

– Женщины священны сами по себе, – изрек приор, – однако близость женщины с мужчиной порождает всяческие пороки. Праздность, зависть, ревность, злоба, отчаянье и жадность возникают от этой близости, потому святые отшельники Марек и Симеон дали обет никогда не касаться взглядом женского тела и не произносить женского имени, кроме имен Святых Праматерей. Женщина – неподобающий гость в нашей обители…

– Но она тяжко страдает! – вскричал Джоакин.

– Я не окончил, – поднял руку приор. – Женщина в беде – иное дело. Если вера твоя мешает тебе помочь страждущему, то грош цена этой вере. Так сказал Великий Вильгельм. Потому мы поможем твоей спутнице, Джоакин Ив Ханна. Что с нею стряслось?

Джоакин горячо поблагодарил монаха и подвел к тарантасу. Леди Аланис Альмера лежала без чувств, завернутая в плащ, будто в саван. Лицо было укрыто платком. Вчера днем она лишилась последних сил и не смогла держаться в седле. Джоакину удалось выменять тарантас на одну из лошадей. Большую часть пути герцогиня провела в беспамятстве на заднем сиденье. Джоакин гнал прямо по широкой графской дороге, не страшась уже ни застав, ни приарховых наемников. Он шкурой чувствовал, как истекало время. До паники боялся обернуться и увидеть, что миледи больше не дышит. Однако она дышала, порою издавала хриплый сдавленный стон. С ночи на сеновале они не обмолвились ни словом. Джоакину хотелось верить, что скверное самочувствие Аланис – единственная тому причина.

– Отчего закрыто лицо?.. – спросил приор Саймон. – Она скрывает себя?

– У миледи могущественные враги, – ответил Джо, – но повязка нужна не только для маскировки, а и затем, чтобы пыль не попадала в рану.

– Рана на лице?.. – помрачнел приор.

Джоакин убрал ткань со щеки миледи.

– Святые отшельники!.. – выдохнул Саймон. – Как это случилось?

– Я не присутствовал при ранении, – уклончиво сказал Джоакин. – Надеюсь, что брат Мариус сможет помочь…

– Конечно. Мы немедля поместим беднягу в госпиталь… Ибо, насколько я вижу, болезнь зашла опасно далеко.

– Ваше преподобие, у меня есть одна просьба… Видите ли, если враги миледи узнают о том, что она здесь, то это убьет ее вернее, чем гнилая кровь. Потому я умоляю вас…