Воронья дорога - Иэн Бэнкс

– …Да, международный закон – священный и неприкосновенный! Ну, разве что Международный суд потребует от Америки прекратить минирование никарагуанских портов…

А может, я заблуждался насчет Эш, может, она никаких видов на меня не имела? Помнится, вечером после кремации бабушки Марго я разговаривал с Эшли в «Яке». И она настаивала, чтобы я рассказал Верити про свою любовь. Мол, любишь, так подойди и скажи. Ведь это ее слова. Стало быть, если Эшли ко мне питала нечто кроме дружеских симпатий, то почему не подошла и не призналась? И почему теперь сбежала со своим дружком с вечеринки Дроида?

– …Когда в следующий раз Штаты захотят куда-нибудь вторгнуться и посмотреть, что из этого получится, и снова будет наложено старое доброе вето. Процедура отработана: не получается у янки, дельце обтяпываем мы. Панама? Ирак? Ах, вам не нравится диктатор, которому ЦРУ столько лет платило жалованье наркобабками? Правильно – пинка ему под зад! Семь тысяч трупов? Не беда, засекретим…

А может, обойдется, может, женщина, которую я люблю, просто выкинула фортель, чтобы заставить меня поревновать? Вряд ли. Вероятнее, что она терпеливо ждала, когда я подойду и скажу, и вот ей ждать надоело, и вот она рубит концы. Но сама-то почему была такой пассивной? В чем, в чем, а в старомодности нравов Эшли не упрекнешь. Сама же рассказывала, как бегала за тем компьютерщиком из Техаса. Нет, если бы Эш запала на меня, обязательно дала бы знать…

– …Просто великолепные резолюции —разумеется, если они направлены не против Израиля. А если против Израиля… Да черт с вами, ребята, оставайтесь на Голанских высотах и в зоне Газа. Стреляйте, бомбите, сколько душа пожелает. Палестинцев, их вряд ли можно похвалить за соблюдение международных законов… Я разве сказал «стреляйте, бомбите, сколько хотите, палестинцев?» Попрошу не передергивать! Израильтяне вот уже двадцать три года игнорируют резолюции ООН, оккупируя чужую территорию на юге, востоке и севере. Да они Средиземное море захватят, если кто-нибудь им шепнет, что рыбы – это палестинцы. И что, США устраивает им бойкот? Налагает санкции? Черта с два! США прикрывают задницы своим друзьям и в этом деле достигли немыслимого профессионализма!

Есть вариант, что она ко мне относилась как к брату. Сколько раз я к ней заявлялся пьяный в дугу и скулил, как я люблю Верити, и как мне от всех окружающих достается, и какая Верити расчудесная, и какой я бедненький-несчастненький, и я Верити боготворю, и никто меня не понимает. Кем же надо быть, чтобы терпеливо выслушивать весь этот позорный скулеж и не послать подальше размазню Прентиса вместе с его слезами и соплями? Каменным истуканом?

– …Мы ему заплатили, чтобы вместо нас повоевал с Ираном, но теперь этот мешок с дерьмом зарвался, и придется платить другим мешкам с дерьмом, таким как Асад, чтобы вместо нас повоевали с ним…

Господи, бедная Эш! Нет бы и правда поднять меня, слюнтяя, на смех, так ведь слушала, по крайней мере не перебивала… Но что она при этом думала? «Ах, он такой чувствительный, бедняжка!» Или: «Ох, до чего ж ты меня достал, гребаный зануда!» Поди угадай…

– …Гитлер современности – это Пол Пот. Даже Саддам Хуссейн не отважился уничтожить половину собственного народа. Но разве эту сволочь Пол Пота мировое сообщество обвиняло в геноциде, разве Запад устраивал крестовый поход на него? Черта с два! Мы поддерживали этот мешок с дерьмом! Сраные Соединенные Штаты и сраное Объединенное Королевство были ему благодарны, ведь он воевал с гадкими вьетнамцами, посмевшими огорчить Дядю Сэма…

Надеюсь, ничего у нее с тем парнем нет. Все это просто недоразумение, и у меня остался шанс. Эх, мать, думал я, глядя, как внизу перед нами скользит в воздухе чайка над водой, деревьями и скалами.

– Ой! – Верити вдруг схватилась за живот и округлившимися глазами уставилась на Льюиса, воспарившего над горячими песками Кувейта почти за пределами вербального перехвата.

– …Сабра и Шатила{Сабра и Шатила — речь о резне, учиненной ливанскими христианами-фалангистами в палестинских лагерях Сабра и Шатила в ночь с 18 на 19 сентября 1982 г.; в резне был обвинен Израиль.

}, спроси курдов из Халабджи{… спроси курдов из Халабджи… — 17 марта 1988 г. иракские ВВС провели химическую бомбардировку курдского городка Халабджа на севере Ирака с многочисленными жертвами среди гражданского населения.}…—Он умолк на полуфразе и посмотрел на жену.

Та держалась за живот и глядела на Льюиса с мольбой.

У Льюиса отпала челюсть, от лица отхлынула кровь.

Верити скорчилась, сжала голову коленями, закачалась вперед-назад:

– Ой-ой-ой…

Льюис неуклюже вскочил, замахал руками. У Верити задрожали плечи. Жучка, успевшая прикорнуть на коленях у Льюиса, протестующе загавкала, сброшенная на землю.

– Верити? Что с тобой?! – Хелен наклонилась, обняла Верити рукой за плечи.

– Кто тут самый трезвый? – возопил Льюис, взгляд заметался между машиной, запаркованной в нескольких метрах от нас, и женой, которая качалась и стонала на переднем сиденье. Собака вскинулась на задние ноги, чихнула.

– Ой-ой-ой-ой!

– Господи! – воскликнул Дин.– Верити, ты че, выкидываешь?

Льюис раскинул руки, растопырил пальцы, закрыл глаза:

– Не верю!

Псина громко гавкнула, словно в поддержку.

Хелен Эрвилл, склоненная к самым коленям Верити, на которых та примостила голову, хлопнула ее по спине и со смехом откатилась в сторону.

Дин оторопело пялился. Я, когда понял, тоже почувствовал себя дураком.

Льюис открыл глаза и посмотрел на Хелен, смеющуюся, лежа на скале.

Порозовевшая Верити, улыбаясь, быстро и грациозно встала. Подошла к Льюису, обняла, закачалась вместе с ним, прижалась щекой к щеке, захихикала.

– Шутка,– объяснила.– Все в порядке. Я же тебе говорила: наш ребенок родится в теплой родильной палате большой и чистой больницы. Только там!

Льюис обмяк – может, и упал бы, не держи его Верити. Хлопнул себя по физиономии ладонями.

– Ты неисправимая… шалунья! – взревел он и сжал обеими руками смеющееся личико Верити, потряс.

Мы снова расселись: пить кофе с сандвичами.

– Чертовски хороший кофе,– пробормотал Льюис.

Легко ему говорить – на нем-то была рубаха из шотландки.

* * *

Потом поехали домой; я смотрел, как взмывают, кружат и пикируют под брюхом растущего серого облака канюки, вороны и чайки. Все, кроме Верити, притомились; наверное, я закемарил – вот-те на, оказывается, мы уже в Инверэри, остановились заправиться. Тут зарядил дождь, и дальше путешествовали в клаустрофобической тесноте, да еще псина вовсю скулила и воняла.

Добрались до Лохгайра. Я устало прошел в дом, рухнул на койку и продрых до вечера.

С тех пор я тосковал без Эшли. Как ни позвоню Уоттам, она или спит, или отсутствует. Однажды сама мне звякнула, а я как назло вышел прогуляться. В последний раз я ее не застал: сказали, что поехала поездом в Глазго, полетит оттуда в Лондон.