Испытание на прочность - Александр Ярославцев

Защитники холма успели дать несколько залпов по надвигающейся на них разрозненной массе вражеских солдат, прежде чем сошлись с ними в рукопашной схватке. По приказу своего командира русские солдаты дружно покинули свои траншеи и, сомкнув ряды, бросились на врага.

Весь гарнизон Козьего холма в едином порыве ринулся на зуавов, желая отстоять свою позицию, пусть даже ценой собственной жизни. Никто из русских солдат не надеялся на скорую помощь своих товарищей, каждый из них был готов драться с врагом до самого конца.

В бой шли не только штыки и приклады пехотинцев. Вооружившись банниками и окованными железом брусами, русские артиллеристы храбро вступили в бой с прорвавшимися к орудиям зуавами. Каждый из них прекрасно осознавал всю опасность своего положения, однако ни один из пушкарей не показал врагу спину и не бросился бежать с позиции. Трусов в этом бою не было.

Генерал Муравьев послал на помощь батарее полуроту под командованием штабс-капитана Дронова. Когда подмога достигла места схватки, из всех защитников Козьего холма в живых осталось только четыре человека. Все они были ранены и едва могли держать в руках оружие. Все остальные вместе со своим командиром поручиком Шервинским пали смертью храбрых, но не отдали свою позицию врагу.

Тем временем вступили в бой главные силы союзников. Под громкие звуки боевых труб и барабанный бой первыми в атаку ринулись гвардейцы султана. Дабы пробудить в сердцах янычар огонь храбрости и потушить искры робости, по личному приказу властителя Блистательной Порты, перед боем им была отпущена двойная порция вина. Кроме этого, каждому воину была обещана богатая награда деньгами или наделом земли, если они к заходу солнца сбросят грязных неверных псов в море.

– Они так ничему и не научились. Что же, пусть платят по счетам, – зло молвил Ардатов, окидывая взглядом передовые ряды противника, наступающие на русские полки плотно сомкнутым строем. В подзорную трубу было прекрасно видно, как офицеры и сержанты тщательно держали равнение своих шеренг, не давая солдатам сбиться с ноги. – Передать стрелкам – патронов не жалеть! – приказал граф, и его слова тотчас разнеслись в разные стороны, передаваемые громким голосом от одного солдата к другому.

Не желая как-либо связывать действия офицеров передних шеренг, Ардатов позволил им самим определять рубеж открытия огня. Многие из них уже имели боевой опыт сражения под Инкерманом и Балаклавой, и потому граф с легким сердцем вручил в их руки судьбу боя.

Учитывая плотность рядов наступающего противника, русские первыми открыли огонь, едва только враг достиг отметки шестьсот шагов. Естественно, ни о какой меткости не могло быть и речи, но в данном случае она и не требовалась. Почти каждый выстрел из прусской винтовки приносил смерть или ранение вражеским пехотинцам.

Готовясь к предстоящему сражению, всех солдат, кто имел новое оружие, Ардатов отправил в передние цепи, однако их огонь все же не обладал той убийственной силой, которая могла заставить противника обратиться в бегство. Теряя своих товарищей с каждым пройденным шагом, турки продолжали упорно двигаться вперед под командованием английских и французских сержантов.

Строго придерживаясь выработанной тактики пехотного боя, европейские инструкторы остановили своих подопечных на привычной для себя дистанции в триста метров, откуда и произвели первый залп. Густой пороховой дым окутал потрепанные ряды атакующих стрелков, однако им не удалось поквитаться с ненавистным противником. И причина была не в неумении турок стрелять из ружей или прерывистости цепей русских стрелков. Все дело заключалось в самих инструкторах, привыкших командовать солдатами, вооруженными нарезным оружием, тогда как у турок его было очень мало.

Так, теряя людей и впустую переводя запасы пороха и пуль, турецкие солдаты вышли к рубежу в сто метров, откуда наконец-то могли вести по неприятелю результативный огонь. Положение передовых соединений коалиции было ужасным. Непрерывным убийственным огнем русских стрелков все передовые шеренги были полностью выбиты до третьего-четвертого ряда. Особенно сильно досталось турецкому заслону, шедшему впереди англо-французского отряда. Почти все солдаты султана были либо ранены, либо убиты. Поэтому пехотинцы генерала Фельтона были вынуждены вступить в бой раньше ожидаемого времени.

Укрытые до поры до времени за своеобразным живым щитом, европейцы сохраняли свою численность, но вместе с этим были полностью выключены из происходящих событий. Плотные ряды турецкой пехоты не позволяли им вести прицельный огонь из штуцеров.

Картина боя на левом фланге русских войск резко изменилась, когда уцелевшие от русского огня бойцы султана обратились в бегство, и главные противники этой войны сошлись лицом к лицу. Едва только пространство перед британскими и французскими солдатами расчистилось, как они незамедлительно дали залп по русским рядам и под удалые крики сержантов и капралов двинулись вперед.

Особенно старались новобранцы императора Наполеона, еще не успевшие вкусить всех «прелестей» военной жизни. Четко отбивая уставной шаг, они неустрашимо двигались вперед, намереваясь поскорее уничтожить жалкую горстку солдат противника.

Непрерывная стрельба русских пехотинцев, груды тел убитых турок и постоянно падающие товарищи несколько охлаждали воинственный пыл сынов Галлии, но не поколебали их уверенности в скорой победе.

Также была непоколебима уверенность генерала Фельтона в исключительной правильности выбранной им тактики. Хорошо помня, как в прошлогоднем сражении под Балаклавой английские стрелки залпом с сорока шагов заставили отступить вражеских пехотинцев, генерал решил повторить столь удачный прием. Независимо от того, сколькими солдатскими жизнями за это придется заплатить.

Возможно, столь блистательный план имел право на существование год или даже полгода назад, но только не сейчас, когда у русских солдат появились прусские «машины смерти». Превосходя противника в разы по скорострельности, имея за спиной победы над грозным противником на Черной речке и под Инкерманом, русские уверенно разили своего врага.

Лихорадочно передергивая затвор и торопливо досылая бумажный патрон в казенник, они боялись только одного, что не хватит патронов до того момента, как они скрестят штыки с противником.

– Все же выучка у них отменная. Хорошо идут, черти, – одобрительно буркнул штабс-капитан Дронов, наблюдая, как солдаты союзников приближаются к стрелкам генерала Муравьева по земле, покрытой телами их павших товарищей.

– А ну, ребята, испортим их правильность бомбою! – приказал Дронов своим солдатам, и те стали дружно разворачивать орудия на вершине холма.

Расстояние до рядов британцев и французов было около ста метров. И хоть такой радиус стрельбы орудий был максимальным, это никак не остановило штабс-капитана. Приняв поправку на возвышенность холма, он надеялся поразить вражеские ряды своими ядрами. Расчет был смелым и дерзким, но не расчет подталкивал Дронова, а извечное русское стремление хоть чем-то навредить врагу.

Судьба умеет удивлять. Так было и на этот раз. Батарея Козьего холма ударила по рядам союзников именно в тот момент, когда те остановились, чтобы произвести свой убийственный залп.