Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон

И ведь им хотелось находиться здесь, тратя время на несчастных ублюдков, не имея с этого ни цента прибыли, не больше, чем по нашу сторону прутьев. Мы все здесь обречены, только и мог думать я. Возможно, это смахивало на мелодраму, но подумайте сами: так, как Система функционирует сегодня, когда столичные суды настолько перегружены делами, что судебным искам приходится ждать рассмотрения год, а то и два, когда серьезные преступления и мелкие правонарушения накладываются в календаре друг на друга, когда судьи перерабатывают и подвергаются нападениям, когда бедность и дефицит кадров заставляют ставить доллар превыше закона… можно ли вообще рассчитывать на благоприятный исход без платного адвоката?

Подумайте сами: вот вы стоите перед судьей, который за последние три часа разобрал с полсотни дел, который весь вспотел под своей мантией, которого бесят ноющие голоса тех, кто стоит перед ним; вы незнакомы с правилами игры, а может, вы не слишком бойки на язык, вы не знаете, что сказать, а если и знаете, судья не хочет этого слышать. Если вы попали сюда, вы, должно быть, совершили то, в чем вас обвиняют.

Поэтому вам присылают общественного защитника, который совершенно неспособен помочь вам, но на которого вам придется положиться. Которому за несколько минут нужно выложить перед магистратом шестьдесят, семьдесят или восемьдесят разных дел. Он не знаком с вами, он не имеет ни малейшего представления о том, виновны вы или нет, да ему и все равно. Это его обязанность; ему велено сделать для вас все, что в его силах, поэтому он прислоняется к решетке, выслушивает обрывок информации и бегом бросается в зал суда замолвить слово за бедолагу, стоявшего в очереди перед вами. Потом он бежит обратно к вам, абсолютно забыв, о чем вы с ним говорили, заставляет вас рассказать все с самого начала и прерывает вас на полуслове словами: «Ладно, ладно, все это вы мне уже рассказывали… что мне необходимо знать – так это какое у вас алиби». Он не помнит, что вы рассказали ему раньше, ему плевать на то, что вы говорите теперь; все, что ему нужно – это несколько произвольных слов, выстроенных в подобие логического порядка, чтобы предпринять вялую попытку произвести впечатление на судью. Имитация бурной деятельности.

–Эллисон?

Я сидел, размышляя над бедственным положением всех этих несчастных, безмозглых ублюдков, у которых в зале суда не будет ни малейшего шанса на удачу, которым не светит ничего, кроме обвинения и заключения вКатакомбах до тех пор, пока за них не внесут залог, или пока суд не отправит их в тюрьму. Мне хотелось кричать всем этим уродам с блокнотами: «Вы все лузеры, все до одного! Вы и взаконах-то толком не разбираетесь, но вам плевать на то, что случится с этими людьми! Вас вообще нельзя было допускать до адвокатской практики! Этим людям нужна помощь, а не шуты вроде вас!»

–Эллисон? Есть здесь Эллисон?

Как страшно знать, что тебе противостоит Система, Машина, Зверь, от которой тебя не отделяет ничего кроме карандаша. Как страшно знать, что всеобщее безразличие, цинизм и скука представителей закона готовы раздавить тебя, сгноить тебя, поставить в ложное положение, тогда как глупо ждать помощи от этих старых неучей или от этих вежливых, наивных юнцов, которые здесь лишь для того, чтобы попрактиковаться на вас. Это все равно что ученики парикмахера – если тебя порежут ножницами или вообще отхватят ими половину уха, что ж, бывает. Кто вы для них? Так, еще одно лицо. Еще один парень со щетиной после ночи, проведенной в отделении на Чарльз-стрит. Всем все равно.

–Эй! Эллисон! Эллисон Харлан, Харлан Эллисон! Есть здесь кто-нибудь по имени Харлан, или Эллисон, или что-то вроде этого?

До меня вдруг дошло, что высокий мужчина симпатичной наружности в спортивной куртке от «Брукс бразерс» итемных брюках, стоящий у клетки, почти не обращая внимание на тянущиеся к нему руки, зовет именно меня.

–Я Эллисон! Эй, это я!– завопил я, вскакивая.

–Идите сюда. Ну же, живо, валяйте. У меня еще куча дел на рассмотрении, не задерживайте ме…

Он даже не успел договорить, как именно я его задерживаю, потому что из двери, ведущей в зал суда, высунулась голова охранника.

–Стрейнджуэйз?– заорал он, и мой защитник обернулся на крик.

–Ага, что там?

Охранник ткнул пальцем себе за спину, в зал суда, и мой защитник, почетный поборник скорости и удобства, адвокат Стрейнджуэйз, двинулся в ту сторону.

–Оставайтесь здесь,– бросил он мне на ходу.– У меня дело. Я сейчас.

И исчез.

Бог свидетель, он именно так и сказал. «Оставайтесь здесь». Это звучало как плохая шутка У. К.Филдса. Ну, тогда мне так показалось. Но он именно так и сказал! Правда.

Смеяться я не мог. Слишком все страшно оборачивалось, чтобы смеяться.

Я вернулся на скамью, к своей книге в ожидании м-ра Стрейнджуэйза и крошечного окна в его плотно набитом бедняками графике.

Наконец мой защитник ворвался в дверь и взмахом руки вызвал меня к решетке. Я подошел.

–А теперь,– начал он так, словно до его последнего челночного маршрута мы уже о чем-то договорились,– расскажите мне все еще раз.

–Что – еще раз?– не понял я.

Я просто ушам своим не верил.

Он смерил меня холодным взглядом, словно я отнимал у него драгоценное время.

–Что случилось, парень, что случилось! Расскажите мне, что там с вами не так.

–Со мной не так то, что я невиновен. Я ничего не совершал. Я только…

–Да, да,– перебил он меня.– Я знаю, что вы ничего не совершали, но за что вас сюда привезли?

Я решил, что мне лучше отказаться от тактики оскорбленной невинности и рассказать этому клоуну все, что смогу в надежде на то, что он вдруг сохранит хоть часть из всего этого, если не в серых мозговых клетках, то в блокноте.

–Я писатель,– торопливо начал я.– Я написал две книги о преступности среди несовершеннолетних. Пять лет назад я на протяжении десяти недель общался с детской бандой, собирая материал. Расставаясь с ними, я захватил несколько видов оружия, которое использовал для лекций, которые читал вАссоциации родителей и учителей и прочих таких организациях. Один тип, которого я не видел несколько лет, хотел доставить мне неприятности, позвонил в полицию и сообщил, что у меня дома целый арсенал. Меня взяли по акту Салливана, хотя я использовал оружие в абсолютно законных целях… я никогда не считал пистолет оружием, только наглядным пособием, иначе я обязательно зарегистрировал бы его. И вообще, последние пять лет я жил за пределами штата и не…

Он бесцеремонно перебил меня.

–Вы использовали его в незаконных целях?

–Вы что, шутите?– взорвался я.– Я же сказал: язаконопослушный писатель, я использовал его в качестве наглядного материала на лекциях в школах, для молодых христиан и всего такого. Вы что, мне не верите?

–Ну, ну, конечно,– кивнул он, хотя лицо его не выражало при этом ни малейшего признака доверия к моим словам. Он поднял руку, успокаивая меня.– Я вам верю. Посмотрим, что я смогу сделать. Подождите,– и сэтими словами Одинокий Рейнджер снова исчез.