Башни земли Ад - Владимир Свержин

— Думаю, — отмахнулся Вальдар. — Все эти джинны и шайтаны — не моя специализация.

— Как будто нас кто-то будет спрашивать о специализации. Спецы? Спецы. А шо лизация, шо не лизация, хоть канализация!

— Спасибо на добром слове.

— Та обращайся. Добрых слов у меня, хоть завались.

— Нет, завалиться нам нельзя. Пока ясно одно: надо отправляться в этот самый Ад и разбираться на месте.

— Чур, я беру лютню и, если что, буду оттуда выгребать, распевая песни. Держись за мной, глядишь, прокатит.

— Лис, ты о чем?

— Ну, как? Орфей с Эвридикой почти проскочили. Ну, правда, из тебя Эвридика, как из меня этот… Лучи на Повороте.

— Лучано Паваротти, — машинально исправил Камдил.

— Ой, то все детали. Нас целое волновать должно. Шоб было с чем и на чем маршировать в светлое, по условиям пустыни изрядно выгоревшее, будущее. — Сергей откупорил бронзовый кувшин с рубиновой насечкой, захваченный в обозе Баязида. — Красивая вещица, надо будет домой захватить.

— Лис, — сбрасывая наземь песок, впитавший излишек чернил, покачал головой Вальдар, — я, конечно, не знаток антиквариата, но, кажется, это очень старинный кувшин. С вывозом из Британии у тебя могут возникнуть проблемы.

— Капитан, мне нравится твой подход. То есть мы отправляемся в землю с романтическим названием Ад, ни фига ни разу не зная, чем там будем заниматься, а тебя, шо те черные силы, гнетет мысль, как я буду винную тару из Британии вывозить. Не кипяти себе мозги. На вот лучше, выпей. — Сергей наполнил стоявшую перед ним глиняную кружку темной жидкостью. — Пальмовый самогон разлива трижды затертого года. Подумаешь, таможня не пропустит. Как говорится: «Вы нам запретили, так шоб вы так жили, как мы испугались». — Лис налил вторую кружку. — Давай. За благополучное окончание нашего безнадежного начинания. — Он в три глотка осушил чашу и сморщился. — Господи, сладкая, шо моя жизнь, только наоборот.

— Вообще-то это нужно разбавлять водой.

— Какое изощренное варварство, — сокрушенно покачал головой Рейнар. — Спиртом это надо разбавлять, а не водой. Чистым и горючим, как слеза Змея Горыныча.

В шатер, неся воск, а заодно вязанку новых свечей, вошел Кристоф.

— Ау, приятель, тебе османской бормотухи малехо плеснуть?

Де Буасьер поглядел на соратника с недоумением:

— Да простит меня монсеньор, но я предпочитаю бургундские вина.

— Правильно, одобряю, поддержим отечественного производителя. Я в общем-то тоже их предпочитаю, но мне бы емкость освободить. Не на землю же выливать.

— Сергей, погоди. — Камдил оборвал вольный полет мысли старого друга. — Не спаивай мне оруженосца.

— Да чем тут спаивать? Это «пойло богов» кроме попкового слипсиса никаких алкоголических последствий вызвать не может.

— Рейнар, — нахмурился рыцарь.

— Ну вот. Никакого в тебе чувства коллективизма. Я тут мучайся, хлещи этот шмурдяк. И ведь ради чего? Не за для пьянства, а шоб порадовать мать-старушку. Угодить ее тонкому эстетическому вкусу. Тебе не понять, ты не смотришь индийских фильмов. Ведь ежели сказать, что из этого кувшина пил сам Омар Шариф,[45]она ж его в красном углу под иконами поставит. — Лис налил себе еще кружку. — Эх, нет здесь Омара Шарифа, разделить мою злую долю.

— Уж скорее, Омара Хайама.

— Нет, под омаров такое вино не пойдет.

Камдил подозвал оруженосца, свернул пергамент, обмотал его лентой, велел Кристофу растопить кусок алого воска, капнул им на послание и оттиснул гербовую печать серебряным перстнем.

— Вот, держи. В этом письме я прошу ее высочество Анну Венгерскую сделать тебя рыцарем. Как принцесса и наследница престола она имеет на это право. Если желаешь, такое же письмо могу написать и герцогу Жану. Но что-то мне подсказывает, что тебе очень хочется записаться в паладины ее высочества.

— Я был бы счастлив, — склонил голову де Буасьер. — Но как же вы? Вы так много умеете и знаете, я не перенял и десятой части и надеялся прослужить еще не один год под вашим началом.

— Увы, мой друг, увы. Я тоже рад бы продолжить твое обучение, но мы с Рейнаром должны отправляться в дальний путь.

— Вас зовет новый подвиг?

— Можно сказать и так. Хотя я бы скорее назвал это фатальной необходимостью.

— Тогда позвольте мне отправиться с вами.

— Нет. Ты утром повезешь в Италию известие о победе и почту для своего герцога. Наш путь лежит в другую сторону. Так что, не обессудь. Вряд ли я смогу тебя еще чему-то научить.

На глаза Кристофа вдруг навернулись слезы, он смахнул их и спросил с надеждой:

— Но вы вернетесь?

— Это уж как получится. Дела, ради которых мы покидаем лагерь, действительно чрезвычайно опасны. Но как говорят в наших краях, чтобы отрубить волку голову, хорошо бы сначала зажать его хвост. Не грусти, мой мальчик. Даст Бог, еще свидимся. Я верю, что ты станешь доблестным рыцарем и еще всем нам утрешь нос. А пока ступай. Тебе надо отдохнуть. Чуть свет корабль отбывает в Италию. Перед дорогой следует восстановить силы.

Кристоф с грустью на лице поклонился и направился к выходу. У самого полога он остановился.

— Чуть не забыл, монсеньор. Вас хотела видеть моя прапрапра…

— А уж мы-то как хотели бы, — не удержался от реплики Лис, и тут же, будто ветер всколыхнул кожаный полог шатра, и, вихрем пролетев внутри, перевернул чашу с пальмовым вином.

— Не, ну шо за ё-моё! — возмутился Сергей, однако не договорил. Дама в зеленом платье, затканном лилиями, возникла перед ним, словно выросла из-под земли.

Лис озадаченно посмотрел на кувшин.

— Вроде ж только начал. Мадам, вам налить? Вы не волнуйтесь, слабенькая наливочка. Почти компот.

Фея Мелюзина традиционно игнорировала речь д'Орбиньяка, и тот, пробормотав: «Ну как всегда, одни убытки», вновь наполнил «кубок».

— Мадам, — Камдил поднялся с места и склонился перед властительницей малого народца, — счастлив вас приветствовать.

— Мне понятна ваша радость, — любезно улыбнулась Мелюзина. — Я решила навестить вас, ибо пришло время вам узнать, что, как только корабль, на котором вы утром выйдете в море, минует остров Крит, вы окажетесь по ту сторону пояса Береники.

— Но откуда вам известно, что мы… собираемся выйти в море и что плывем именно туда?

Фея улыбнулась, хлопнула в ладоши, и шатер наполнился чуть слышным дробным хихиканьем.

— Если бы вы знали, сколько глаз смотрит на вас всякую минуту, когда вы спите и когда идете, когда смеетесь и когда плачете, может, вы трижды бы задумались, что делать, а чего нет. Но люди сами очертили себе границы, страшась неведомого.