Башня - Колин Генри Уилсон

На той стороне проспекта начинался район, разрушенный в свое время пожаром. Большинство домов представляло собой лишь остовы, в воздухе стоял густой запах горелого дерева. К югу луна освещала кучи мусора, а в отдалении виднелась река. На следующей улице Найл велел повернуть налево. Чувствовалось, что огонь прошелся и здесь, но большинство домов все же устояло. Найл обрадовался: паутины нигде сверху не было видно. Не похоже, чтобы пауки обитали в этих сиротливых развалинах.

Пройдя с полпути вдоль улицы, поравнялись с неприметным полурассыпавшимся зданием, откуда на дорогу свешивало ветви изогнутое дерево. Дом по соседству тоже был разрушен, улицу перегораживали разновеликие груды обломков, метров до трех высотой. Найл решил перебираться в этом месте и первым полез вверх по куче камней, осторожно выверяя перед каждым очередным шагом, надежна ли опора. Так и перебрался, отделавшись лишь оцарапанным запястьем да синяком на голени, и обернулся, поджидая остальных. Луна теперь находилась как раз сзади, серебря ветви дерева, листья на котором, кстати, чуть слышно шелестели, как на легком ветру.

У него хватило времени осмыслить некоторую странность: откуда ветер, ночь-то тихая? — когда из темноты свалился паук. Произошло все так быстро, поначалу сложно было и разобрать, что это, — может, тень мелькнула. Падение было совершенно бесшумным, раздался только приглушенный крик человека, на которого он упал, — такой слабый, что никто из остальных, похоже, и внимания не обратил. На секунду Найл изумленно застыл, парализованный невероятностью происходящего. Паук приметно двинул головой — клыки всажены. Найл невольно вскрикнул, остальные в смятении обернулись. Напали на замыкающего. Если б не Найл, никто бы и не заметил, что задний исчез. Теперь было понятно, как именно исчез раб, когда шли к городу жуков.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Найл снова кинулся вверх по обломкам, в темноте сбив кого-то с ног. Взлетев наверх, он увидел паука, бредущего в сторону немо зияющего подъезда. На спине у него большой куклой болталось безучастное человеческое тело.

Ослепленный внезапной яростью, Найл подхватил первый попавшийся камень и запустил его в восьмилапого. Камень глухо стукнул о ворсистый бок. Существо мгновенно остановилось (чувствовалось его изумление), обронило тело и озадаченно повернулось. Не успел камень сорваться с руки, как до Найла запоздало дошло, что поступает он опрометчиво. Развернувшись рывком, он попытался юркнуть вниз. Куда там! Тело неподвижно застыло, словно мышцы сковало ледяным панцирем. Все, застыв, в ужасе смотрели, как паук, выставив клыки, приближается к Найлу. Глаза смотрели с отстраненной безучастностью убийцы. Парень совершил немыслимое, напал на смертоносца.

Кто-то пронзительно взвизгнул. Найл вздрогнул и понял, что возможность двигаться все же есть. Медальон жег грудь пылающим углем. Глядя на небрежные, неторопливые движения — паук, похоже, нарочито растягивал время, — юноша ощутил прилив горького гнева. Надо же, какое откровенное, унизительное, наглое превосходство исходит от твари! И он судорожно рванулся. Медальон, казалось, накалился еще сильнее (ожога на груди точно не миновать), но Найл от этого лишь еще больше напрягся. И тут с внезапностью лопнувшего провода воля паука отрикошетила сама в себя, и смертоносец вздрогнул, как от боли. Собственный импульс бумерангом возвратился к нему, да еще и усиленный ненавистью Найла. Паук пригнулся, как пес под ударом палки. Но вот он собрался с силами, и Найл опять сполна ощутил всю мощь его воли, хлестко ударившей в самую сердцевину нервной системы.

На этот раз Найла не удалось застичь врасплох. Подкрепленный мыслью, что существо все же уязвимо, он ударил своей волей, словно криком гнева. Опять почувствовалось, как паук трусливо съежился. Тем не менее его воля цепко удерживала Найла, не давая размахнуться, так что все усилия оказывались тщетны; руки чешутся ударить как следует, да никак не дотянуться. В попытке «достать» паука Найл клонился вперед, словно превозмогая сильный встречный ветер, и наконец почувствовал, что воля смертоносца начинает колебаться. И тут с внезапностью, от какой Найл едва не лишился равновесия, паук сдал. На мгновение лапы у него будто подогнулись, затем он повернулся и побежал, волоча за собой бесчувственное человеческое тело. От необузданного торжества у Найла голова шла кругом, он в жизни еще не переживал такого триумфа. И тут с ошеломляющей внезапностью навалилась усталость, с плеч передавшись на ноги. Колени у Найла подогнулись, он едва удержался, порывисто взмахнув руками. Когда спустился с кучи, усталость сменилась тяжело пульсирующей головной болью.

— Как у тебя получилось его шугануть отсюда? — изумился Доггинз.

— Потом объясню. — Язык у Найла заплетался как у пьяного. — Надо отсюда убираться.

Все засуетились, заспешили. Найл чувствовал общую взвинченность и понимал, что с того момента, как они вступили в квартал рабов, опасность сейчас сильнее всего. Если где-нибудь в соседних зданиях гнездятся еще пауки, то не успеют они дойти до конца улицы, как те непременно будут тут как тут. От собственной опустошенности возникало чувство беспомощности. От переживаний отвлекло жжение в груди. Именно поэтому он полез под рубаху и ощупал досаждающее место кончиками пальцев. Так и есть, язвочки и волдыри. Любопытства ради он повернул медальон овальной выпуклостью внутрь. В эту же секунду боль усилилась так, что Найл поперхнулся собственным дыханием. Доггинз тревожно на него покосился. Где-то около минуты мозг напоминал лодку среди бушующих волн нестерпимой муки. Однако боль в конце концов переплавилась в жестокую сосредоточенность, и Найл почувствовал, что самообладание возвращается. Осознание этого будоражило, наполняя победным торжеством, едва не таким же, как отпор смертоносцу. Раньше Найлу удавалось сносить боль и усталость лишь до определенного момента, дальше всегда приходилось отступать. А вот сейчас, похоже, он одолел эту извечную обреченность и на какой-то миг ощутил себя неким покорителем горной вершины.

Они дошли до конца улицы, выходящей на широкий проезд, вдоль которого безмолвно высились величественные, но почерневшие от времени и обветшалые здания. Прямо напротив громоздилась стена метров десяти высотой, наверху щетинились длинные шипы. Поверхность стены была абсолютно гладкой, словно высеченной из сплошного камня. На вид она казалась такой же неприступной, как отвесная скала. Освещенные лунным светом казармы напоминали Найлу о цитадели на плато.

Все озирали стену с унылой безнадежностью, только одному Доггинзу, похоже, все было нипочем. На лице у него читалось тайное злорадство: победа близка.

— Что ты там думаешь отыскать? — спросил Найл.

— Взрывчатку, — ответил тот, почему-то настороженно покосившись. — И оружие.

— Оружие?

— Именно. Оружие, — произнес Доггинз вкрадчиво и повернулся к остальным. — Ладно, давайте-ка ближе ко мне и держитесь в тени.

Метров через тридцать они очутились как раз перед центральными воротами крепости. Огромные монолитные двери выше самих стен и тоже унизаны сверху острыми, как иглы, шипами. По соседству в стене находилась дверь поменьше, но та была податлива не больше, чем сама стена.