Вельяминовы. Время бури. Книга первая - Нелли Шульман

– У меня новая должность. Я представитель второго отдела штаба армии при некоторых научных учреждениях. Вспомнили, что у меня были отличные оценки по математике и физике, – Мэтью усмехнулся, – что я знаю языки…, – кузен загорел, в кладовой стояла доска для серфинга.

Меир понял, какие научные учреждения опекает Мэтью. Он присвистнул:

– Предусмотрительно. У профессора Лоуренса, в Беркли, изучают структуру ядра атома. И в Кембридже, у Резерфорда тем же занимаются. Кузина Констанца тоже физик…, – они, правда, не знали, где работает кузина Констанца. Тетя Юджиния сообщила, что девушка досрочно закончила, университет, и пишет докторат:

– В восемнадцать лет, – восхищенно подумал Мэтью, – впрочем, она в четырнадцать в Кембридж поступила. Я европейскую родню только на фото видел. Кроме кузена Давида, конечно.

Отец сказал Меиру, что близнецам не делали обрезания:

– Давид, как врач, считает, что процедура, – доктор Горовиц усмехнулся, – отжила свое. При нынешних стандартах гигиены она больше не нужна…, – они с отцом сидели в ресторане Рубена. Меир поперхнулся солониной: «Папа, что за чушь…»

Доктор Горовиц похлопал сына по спине:

– Кто я такой, чтобы спорить с будущим Нобелевским лауреатом? Я лечу детей от свинки и накладываю гипс, милый мой. Тем более, он отец…, – Хаим вспомнил строки из письма дочери: «Мы с Давидом поссорились, однако я не смогла его переспорить. В Европе многие евреи отказались от обрезания. К нам приезжают евреи из Германии, те, у кого здесь живут родственники. Они говорят, что никто не хочет рисковать судьбой детей…, – сын, из Берлина, уклончиво писал, что евреям тяжело, однако он делает все возможное, для помощи общине. Хаим поймал себя на том, что у него началась бессонница. Ночами он сидел в кабинете, читая статьи по медицине, покуривая. Он брал семейный альбом, рассматривая лица детей:

– Уже не дети. Может быть, уговорить Давида и Эстер сюда переехать? Но Гитлер не нападет на Голландию, на Францию. Он не нарушит международные соглашения…, – дочь прислала фото близнецов. Младенцы лежали в одной колыбели. Хаим улыбнулся:

– Следующей осенью поеду в Амстердам. Увижу Аарона, ему визу продлевать надо. На конгрессе побываю, где Давид выступает…, – доктор Мендес де Кардозо собирался год провести в Голландии, работая над новой монографией о чуме. Потом зять хотел вернуться в Маньчжурию.

Хаим испугался, что Эстер тоже намеревается поехать с мужем, да еще и забрать с собой малышей, однако дочь решила через год взять няню, и вернуться к приему пациенток.

Меир, прожевав солонину, отпил лимонада. Юноша кисло сказал:

– Я помню. Он хупу не хотел ставить. Собирался отделаться походом к мировому судье. Хорошо, что у Эстер твердый характер…, – Меир скучал по сестре. Он был на три года младше. Эстер пыталась им верховодить, Меир сопротивлялся. Аарон всегда мирил их, после ссор:

– И по Аарону скучаю, – вздохнул Меир, – может быть, мистер Даллес даст мне отпуск, следующей осенью. Я бы тоже в Амстердам съездил, побыл с семьей…, – пока, что Меиру надо было оставаться в Мадриде.

Он приехал в столицу, высадившись в Валенсии. Меир добрался до Европы на сухогрузе. Корабль шел из Нью-Джерси в Ливорно, со стоянкой в Испании. Несколько кают занимали его коллеги. Меир понял, что эти люди отправляются в Швейцарию, к Даллесу. Он познакомился с ними на совещании, в Вашингтоне. Они встречались в течение недели, в неприметном особняке, неподалеку от Дюпонт-Серкл, приходя к завтраку, и прощаясь после темноты. Вел заседания Даллес. Речь шла о создании баз американской разведки в Европе и Азии.

Они сидели вокруг овального стола, усеянного бумагами, картонными стаканчиками с остывшим кофе и коробками из-под сэндвичей и гамбургеров. Даллес курил короткую трубку, остальные зажигали папиросы во время перерывов. Называли они друг друга по именам. Меир заметил среди коллег несколько человек с военной выправкой, но здесь было больше гражданских людей. Кроме Даллеса, все были молоды, а самым молодым был как раз Меир.

Юношу, впрочем, это не смутило. Альбом вызвал большой интерес, особенно части, касающиеся русских. Даллес выбил трубку:

– В Испанию отправятся добровольцы из левых кругов, коммунисты. Разумеется, – прибавил он, – я не собираюсь подозревать в каждом человеке, сражающемся с фашизмом, агента Советов, но мы должны быть осторожны. В Испании появятся представители русской разведки. Уже появились….

Как они не старались, но настоящие имена изображенных на снимках людей остались тайной. Меир держал альбом в сейфе, в подвале особняка, не принося его в квартиру на Дюпонт-Серкл. Юноша не подозревал, что кузен Мэтью мог бы с легкостью узнать человека, которого он, про себя, называл Бородой.

В Мадриде, Меир должен был постараться найти этих людей. То же самое относилось и к светловолосому, высокому, изящному немцу. Меир много раз фотографировал его в кафе. Сравнив лица с данными досье, они поняли, что немец встречался с представителями итальянского и германского посольств. Летом, эти страны поддерживали дипломатические отношения с правительством республиканцев. Сейчас, официально, все связи были разорваны. Летчики Люфтваффе бомбили Мадрид.

– Официально, – Меир шел по Пасео дель Прадо, засунув руки в карманы пиджака. Пистолет он носил при себе, ничего подозрительного в этом не было. Половина Испании ходила с оружием. В кафе и ресторанах винтовки прислоняли к краю столика.

Меир приехал в Мадрид с одним саквояжем, где лежала одежда, бритва, зубная щетка, и томик Лорки. По ночам, в пансионе, он садился на подоконник, перелистывая страницы. Меир никому не говорил о том, что он видел на дороге в Гранаде, в роще апельсиновых деревьев. Он знал, что Лорка пропал без вести. Меир повторял:

– Я виноват. Надо было вмешаться…, – он шептал:

– То было ночью Сант-Яго, ночью Сант-Яго…, – Меир понимал, что в Гранаде он ничего не смог бы сделать, но сердце все равно болело. Он устало закрывал глаза:

– Больше ты не останешься в стороне, никогда. Даже если тебе нельзя рисковать, все равно рискуй. Ты умный парень, Меир Горовиц, – он чувствовал, что улыбается, – ты что-нибудь придумаешь.

Зрительная память у Меира была отменной. В детстве, бродя по Музею Метрополитен, он легко запоминал расположение картин. Лица на семейных фотографиях он тоже знал, назубок. По приезду в Мадрид, Меир хотел сходить в Прадо. Музей оказался закрыт. Объясняясь со сторожем, юноша услышал шаги на лестнице. Подняв голову, он быстро попрощался со стариком.

Он понятия не имел, вспомнит ли его кузен Мишель де Лу, юноши никогда не виделись, но Меир сейчас не собирался с ним здороваться. Кузен носил холщовый халат, работника музейного фонда. На скамейке, за памятником Гойе, Меир закурил:

– Он реставратор в Лувре. Наверное, сюда приехал картины эвакуировать…, – Меир подождал, пока кузен выбросит папиросу и вернется в музей.

Разговорчивый сторож подтвердил что, коллекции, действительно вывозят. Вечером, оставшись у Прадо, Меир увидел и Мишеля, и кузена Стивена Кроу. Летчик пришел в форме армии республиканцев, с букетом. Мишель покинул музей с хорошенькой, высокой, темноволосой девушкой. Меир понял, что за ней ухаживает не Мишель, а Стивен. Он довел родственников до кафе, и услышал, что девушку зовут Изабеллой: