Первый блицкриг, август 1914 - Барбара Такман

Подобно режущим ножницам, пять германских армий правого крыла и центра вонзились во Францию из Бельгии после Приграничного сражения. Силы вторжения насчитывали миллион человек, и их передовые колонны, расстреливая и сжигая, вступили на территорию Франции двадцать четвертого августа. В Лотарингии две армии левого крыла под командой принца Рупрехта продолжали сражаться против отчаянно сопротивлявшихся армий Кастельно и Дюбая.

Германские войска прорвались на стодвадцатикилометровом фронте на севере Франции и двигались на Париж, имея на правом фланге армию Клюка, стремившегося обойти союзников. Неотложная задача Жоффра заключалась в том, чтобы, остановив отступление своих войск, в то же самое время перенести тяжесть обороны влево, создав достаточно сильный заслон, способный приостановить обходный маневр противника и «возобновить наступление».

После постигшей катастрофы «возобновление наступления» было доминирующей мыслью французского Генерального штаба. Через двадцать четыре часа после разгрома, не попытавшись даже произвести «проверку», как она официально называлась, французских армий или перестроить стратегию в размерах возможного, двадцать пятого августа Жоффр издал новый Общий приказ, второй в этой войне. Он предлагал создать на пути германского правого крыла новую, 6-ю армию, сформированную из войск, снятых с фронта в Лотарингии. Переброшенная по железной дороге в Амьен, на левый фланг англичан, она вместе с ними, 4-й и 5-й французскими армиями, должна была составить кулак, возобновивший бы наступление. Пока 6-я армия формировалась, трем отступавшим французским армиям предстояло создать непрерывный фронт и «остановить или задержать продвижение противника короткими и энергичными контратаками», осуществляемыми арьергардами. Как указывалось в Общем приказе № 2, Жоффр считал, что 6-я армия прибудет на позиции и будет готова присоединиться к новому наступлению ко второму сентября, Дню Седана.

Этот же срок был назначен и наступавшим немецким войскам, рассчитывавшим завершить маневр Шлиффена: обход и уничтожение французских войск, сконцентрированных на фронте перед Парижем. В течение последующих двенадцати дней обе стороны помышляли о втором Седане. Это были двенадцать дней, когда история колебалась между двумя путями и немцы были так близки к победе, что даже прикоснулись к ней между Эной и Марной.

«Сражаться отступая, сражаться отступая» — таков был приказ, неустанно повторявшийся каждому полку. Необходимость задержать противника и выиграть время для перегруппировки и создания твердой обороны придавала настойчивость, которой так не хватало при наступлении. Она требовала арьергардных действий — почти самоубийства. Стремление немцев не дать французам время на перегруппировку толкало их вперед с не меньшим упорством.

При отступлении французы сражались с умением и постигнутым на горьком опыте искусством, которые не всегда присутствовали во время боев в Бельгии. Участвуя в небольшом и весьма туманно понимаемом наступлении в загадочных лесах, на чужой земле, они были теперь у себя дома, защищая Францию. Местность, по которой они проходили, была знакомой, население — французским, поля, амбары, деревенские улицы — все было теперь своим, и теперь они сражались так, как дрались 1-я и 2-я армии за Мозоль и Гран-Куроннё.

Хотя наступление и не удалось, они не были еще разбитой армией. Слева, на пути главного наступления немцев, 5-я армия, избежав катастрофы у Шарлеруа и на Самбре, пыталась зацепиться за что-нибудь. В центре, имея за спиной Маас, 3-я и 4-я армии вели упорные сдерживающие бои от Седана до Вердена против двух германских армий центра, срывая попытки противника окружить их и, как пришлось признаться кронпринцу, «восстанавливая свободу маневра». Но, несмотря на действия арьергардов, германское наступление было слишком массированным, чтобы его можно было остановить. Продолжая сражаться, французы отступали, приостанавливали и задерживали врага где могли, но все же отступали.

Каждый километр отступления болью отзывался в сердцах. В некоторых местах солдаты проходили мимо своих домов, зная, что на следующий день туда придут немцы. «Двадцать седьмого августа мы оставили Боломбэ, — писал один кавалерийский офицер 5-й армии. — Десять минут спустя он был занят германскими уланами». Части, вышедшие только что из боя, шли в молчании, не в ногу, без песен. Изможденные солдаты, грязные, голодные, ругали офицеров или приглушенно поговаривали о том, что их предают. В Х корпусе армии Ланрезака, потерявшей на Самбре пять тысяч человек, говорили, что все французские позиции были выданы немецким артиллерийским корректировщикам. «Солдаты едва брели, на их лицах было написано полное измождение, — писал один пехотный капитан. — Они только что завершили двухдневный шестидесятидвухкилометровый марш после тяжелого арьергардного боя». Кавалеристы, когда-то сверкавшие начищенными сапогами и яркими мундирами, а теперь забрызганные грязью, устало качались в седлах.

«Головы не держатся на плечах от усталости, — писал один гусарский офицер 9-й кавалерийской дивизии. — Солдаты почти не видят, куда едут, они живут и полусне. На привалах изголодавшиеся лошади, не дождавшись, когда их расседлают, жадно набрасываются на сено. Мы больше не спим. Ночью мы на марше, а днем деремся с противником».

Двадцать пятого августа немецкие части, принадлежавшие армии герцога Вюртембергского, дошли до Седана и обстреляли Бразейль, где в 1870 году состоялось известное «сражение до последнего патрона». Войска 4-й армии де Лангля контратаковали врага, чтобы помешать ему форсировать Маас.

«Началась горячая артиллерийская дуэль, — записал германский офицер VIII запасного корпуса. — Бой был таким ужасным, что дрожала земля. Даже наши бородачи плакали».

Позднее он участвовал в «страшном бою на лесистом склоне, покатом как крыша. Четыре штыковые атаки. Нам приходилось перепрыгивать через кучи наших убитых. Мы отступили к Седану с большими потерями, недосчитавшись трех знамен».

В ту ночь французы взорвали все мосты в округе. Зная, что они должны задержать врага, и мучась сомнениями, что, может быть, завтра им самим эти мосты понадобятся, они откладывали их уничтожение до самого последнего момента и иногда опаздывали.

Самая большая трудность заключалась в том, чтобы определить каждой части, от корпуса до полка, с их обозами, артиллерийским и кавалерийским сопровождением, свои пути следования и линии связи. «Вместо того чтобы уступить дорогу транспортным повозкам, пехота топчется на перекрестках», — жаловался интендантский офицер. Отступая, части должны были перестроиться, снова собраться под свое знамя, доложить о потерях, получить пополнения в солдатах и офицерах из тыловых резервов. Только в один IV корпус армии Рюффе из резерва было направлено восемь тысяч человек, четверть его состава, чтобы рота за ротой восстановить потери. Среди офицеров, приверженцев «элана», начиная от генерала и ниже, потери были огромными. Одной из причин разгрома, по мнению полковника Танана, офицера штаба 3-й армии, было то, что вместо управления боем из соответствующего места в тылу генералы находились в передовых цепях, «выполняя функции капралов, а не командиров».