Сотворение света - Виктория Шваб

Лайла.

Холланд улыбнулся, обхватил путы пальцами и потянул – не веревки, а заклятие другого антари. Путы вспыхнули, стремительно распадаясь на отдельные нити, и через мгновение рассыпались пеплом. Холланд был свободен. Взмах руки, и светильники взорвались и погасли, коридор погрузился во тьму, и в этой тьме Холланд начал убивать.

V

«Морские змеи» оказались сильны.

Пугающе, удивительно сильны.

Несравнимо лучше «медных воров», лучше вообще всех пиратов, с которыми Лайле доводилось сталкиваться за месяцы морских странствий.

«Змеи» дрались так, будто только это и имело значение.

Так, будто на кону стояла их жизнь.

Но и Лайла дралась точно так же.

Она увернулась от изогнутого лезвия, которое вонзилось не в нее, а в мачту, отшатнулась от меча, который со свистом рассек воздух. Кто-то попробовал накинуть ей веревку на шею, но она успела перехватить ее и вывернуться, и всадить кинжал нападавшему между ребер.

Магия клокотала в ее крови, очерчивая корабль линиями жизни. «Змеи» двигались как тени, но для Лайлы они ярко светились. Лезвия ее ножей находили этот свет, вонзались в плоть, вспарывали вены.

Удар кулака пришелся ей в челюсть, чей-то клинок вошел в бедро, но она не останавливалась, не замедляла движений. Сила гудела в ней – слепяще яркая, своя вперемешку с чужой.

Кровь заливала зрячий глаз Лайлы, но ей было наплевать – всякий раз, когда она убивала, она видела перед собой Леноса.

Леноса, который ее боялся.

И несмотря на это был к ней добр.

Который называл ее предвестницей, знаком перемен.

Который увидел, кто она такая, раньше, чем она сама это узнала.

Который умер со сталью в груди – и с тем же выражением грустного замешательства, горького осознания на лице, что она почувствовала тогда в Розенале.

Она чувствовала, что Келл и Холланд тоже сражаются где-то на корабле, ощущала их магию в своих венах, их боль в призрачных телах.

Если «Змеи» и владели магией, они ее не использовали. Может, просто боялись повредить «Призрак», ведь они уже сожгли свой корабль, но Лайла так делать не собиралась. Будь она проклята, но ее не заботит судьба этого суденышка. В ее руках полыхал огонь. Доски палубы стонали и скрипели, корабль угрожающе кренился.

Да если будет нужно, она без сожалений пустит эту корыто на дно.

Но ей не представилось шанса так поступить. Из темноты появилась чья-то рука, сгребла ее за ворот и повалила на пол между ящиков. Она выхватила нож из тайных ножен в рукаве, но рука нападавшего – вдвое больше и сильнее ее собственной – успела вывернуть ей кисть, заломить руку за голову и прижать к палубе.

Это была Джаста. Она возвышалась над Лайлой, как башня, и на миг та подумала, что капитанша пытается помочь, зачем-то выдернуть из гущи боя, не позволить сражаться. А потом разглядела тело, простертое на досках.

Хейна.

Открытые глаза девушки блестели в темноте, мертвые и пустые, а горло пересекала красная резаная рана.

Осознание ударило Лайлу, как брошенный камень, и к горлу подкатила ярость. Все это имело смысл – то, что Джаста не подпускала никого другого к рулю… Ее стремление попасть на плавучий рынок… Внезапная опасность, возникшая в розенальском доке… В конце концов, вечерняя игра на выпивку – со слишком крепким алкоголем…

– Ты с ними заодно.

Джаста не стала этого отрицать. Только безжалостно усмехнулась.

Лайла направила всю свою волю, пытаясь освободиться – и смогла оттолкнуть предательницу.

– Но почему?..

– В этом мире правят деньги, – откликнулась капитанша.

Лайла попыталась атаковать – но противница была не только быстрой, но и сильной, и Лайла снова оказалась прижатой к борту корабля. Сила удара вышибла из ее легких почти весь воздух.

Джаста отступила на прежнее место, и выглядела почти скучающей.

– Мне приказано убить арнезийского принца, – сказала она, обнажая клинок, висевший у бедра. – Насчет тебя никаких приказов не было.

Холодная ненависть бурлила у Лайлы в венах, перекрывая даже жар магии.

– Если ты собиралась меня убить, тебе следовало сделать это раньше.

– Но я не обязана тебя убивать, – сообщила Джаста, корабль которой кишел убийцами. – Ты воровка, а я пират, но мы с тобой одной крови. Мы – стальные ножи. Я вижу это в тебе. Ты не из этих. Сама знаешь, что ты не одна из них. Тебе с ними не по пути.

– Ты ошибаешься.

– Можешь притворяться сколько хочешь, – оскалилась Джаста. – Смени одежду, выучи другой язык, измени лицо. Но ты всегда останешься ножом, а ножи годятся только для одного. Чтобы резать.

Лайла позволила рукам бессильно упасть вдоль тела, как будто слова предательницы заворожили ее. С пальцев капала кровь, а губы почти беззвучно шептали слог за слогом – Ас атера. В лязге оружия со всех сторон заклинание было совершенно не слышно.

– Может, ты и права, – произнесла Лайла вслух, и улыбка Джасты стала шире.

– Я знаю, как отличить нож в толпе, всегда это знала. Я могу научить тебя…

Лайла сжала кулак, призывая дерево, и ящики за спиной капитанши накренились и рухнули на нее. Она резко обернулась, попыталась увернуться, но заклинание, беззвучно сказанное Лайлой, уже сработало – Ас атера, «расти» – доски палубы крепко обхватили ноги Джасты до лодыжек и зажали в тисках. Ящики придавили капитаншу сверху, и она упала под их тяжестью.

Джаста придушенно ругалась на языке, которого Лайла не знала; ее нога, придавленная к полу, с хрустом сломалась.

Лайла присела рядом на корточки.

– Может, ты и права, – повторила она, поднося кинжал к горлу капитанши. – А может, и нет. Мы не выбираем, кем нам быть, но выбираем, что нам делать.

Острие ножа упиралось Джасте под подбородок. Под ним уже выступила кровь.

– Режь глубже, сделай это быстро, – прохрипела капитанша.

– Нет, – Лайла убрала руку.

– Ты что, не собираешься меня убивать?

– Собираюсь, конечно, – отозвалась Лайла. – Но не раньше, чем ты мне все расскажешь.

VI

Кровь, сталь и смерть царили на корабле.

И вдруг все кончилось.

Никакого переходного периода не было. Просто к ногам Келла упал труп последнего врага – и наступила тишина. Ее можно было не только услышать, но и почувствовать – по затиханию нитей силы между ним, Холландом и Лайлой.

Шатаясь от усталости, Келл повернул голову и увидел Келла. Тот поднимался по лестнице, шагая по светящимся лужицам воды, и его руки представляли собой сплошное кровавое месиво. В этот же момент появился Алукард, бережно придерживавший одну руку другой возле груди. Кто-то умудрился вырвать сапфир у него над бровью, и теперь из раны сочилась кровь, заливая один глаз и придавая ему яростно-лиловый оттенок.