Японский ковчег - Игорь Курай

– Прощайте, Сергей Федорович. Я за вами!

Полковник Хромов сунул телефон в нагрудный карман и огляделся. Противник снова готовился к штурму, обтекая их позицию с обоих флангов. Вверху на горе тоже было видно движение – вероятно оттуда собирались ударить им в тыл, хотя для этого и пришлось бы преодолеть внешние заграждения вокруг бункера. Он достал свисток и свистнул два раза: «Внимание!» В наступившем затишье слова полковника падали, словно камни:

– Бойцы! Вот, что хочу вам сказать напоследок. Дрались вы как львы.

Вся эта шпана надолго запомнит гвардейский десант. Но силы наши неравны. Теперь придется биться в полном окружении. Вопрос: а за что мы вообще воюем? Что мы здесь хотим кому доказать? Против своих же, русских парней идем. Каждый понимает по-своему, а я вижу так. Мы здесь стоим у последней черты и бьемся за Россию. Бункер этот построен, чтобы в нем в основном казнокрады и мироеды с семействами жировали, пока вся страна будет истекать кровью после удара астероида. Даже врачей для будущего спасения народа сюда не допустили, как видите, – все места за миллионы распродали. Те, кто на нас сейчас прет, этим кровопийцам и подонкам служат, как холуи, хоть и числятся в славных российских вооруженных силах. И они ни перед чем не остановятся. Вас принуждать не буду, а только я им, гадам, не сдамся. Когда те триста спартанцев за свой народ умирали, они тоже знали, что персов не удержат. Но про них не зря уже две с половиной тыщи лет в хрониках пишут и фильмы снимают. Может, и о нас когда-нибудь…

Кто хочет, пусть уходит – авось, еще три дня проживете. А кто со мной – будем драться! Докажем, что не все еще в России потеряли честь и совесть, что жив еще Народ! Если надо, смертью своей докажем! Нам что земля, что небо! Гвардия умирает, но не сдается!

– Десант! Десант! Десант! – грянуло в ответ.

На этот раз штурмовые группы действительно шли на позицию гвардейцев со всех сторон. Их взяли в плотное кольцо, которое неумолимо сжималось. Ни «копейщики» с пожарными баграми, ни виртуозы палочного боя на дубинках дзё, ни короли нунчаки и тонфа, ни снайперы сюрикэна уже не могли сдержать лавину спецназовцев, упорно рвущихся в рукопашную. Полковник Хромов, бившийся в первых рядах без щита, сначала с багром, а теперь со своим любимым японским мечом в руках, увидел, как прогнулись и подались его фланги.

– В круг! – хрипло крикнул он. – Передать всем – в круг! Сомкнуть ряды!

Гвардейцы, которых оставалось в строю не более сотни, замкнули фланги и образовали непроницаемый круг из прозрачных щитов, о которые вновь и вновь разбивались валы атакующих. Когда черный прибой отхлынул в очередной раз, дюжему капитану, который все еще командовал штурмом, позвонили по мобильной связи.

– Полковник Шемякин. Ты что, капитан, ваньку валяешь? Под трибунал захотел? Срываешь весь график! С тремя батальонами не можешь дорогу расчистить? Если через пятнадцать минут не освободите проход, расстреляю, сучонок!

Капитан затравленно огляделся. Его люди снова оттаскивали раненых от заколдованного круга щитов.

– Ну ладно же, суки! – заорал он во весь голос. – Крутизну хотите показать?! Сказал же, что уроем вас всех, значит уроем! Сами напросились!

Повернувшись к своим и виновато потоптавшись на месте, он в конце концов скомандовал:

– С подствольниками вперед! Заряжай норд-ост! Пусть понюхают!

– Капитан, на открытом месте до гражданских легко достанет, – возразил молодой сержант.

– Отставить разговорчики! – рявкнул капитан. – Потом откачаем. Заряжай гранаты. Целься! Огонь!

В сторону гвардейцев полетели гранаты с удушливым нервно-паралитическим газом, названным по месту своего первого неудачного применения на мюзикле «Норд-Ост» в Москве против террористов-смертников. Ядовитое облако растянулось по склону. Еще остававшиеся неподалеку гражданские из четвертой колонны в панике бросились бежать. Спецназовцы натянули противогазы. Но стена щитов не поколебалась – ее защитники, услышав команду, тоже надели противогазы, и теперь обе стороны выглядели как враждующие отряды космических пришельцев.

Взбешенный капитан снова скомандовал штурм – и снова черный прибой откатился от скалистого рифа из щитов, унося корчащихся от боли солдат со сломанными руками и пробитыми черепами.

Прошло еще пятнадцать минут. Ветер относил облако норд-оста в сторону.

– Капитан, – снова послышался в трубке неласковый голос полковника Шемякина. – Кончай балаган, я сказал. Как хочешь, так и кончай – без ограничений. Но чтобы быстро и без живых свидетелей.

Капитан снова затравленно оглянулся.

– А ну заряжай боевыми! – скомандовал он. – Сказал урою, значит урою! Сами напросились! Приказываю! Огонь на поражение из всех стволов! Огонь!

Загрохотали автоматы, раздались взрывы гранат – и круг прозрачных пластиковых щитов, изрешеченных пулями, распался. Немногие оставшиеся в живых гвардейцы пытались отвечать на огонь, но тут же падали под перекрестными трассами. Через некоторое время стрельба прекратилась. Полковник Хромов, раненый в голову и в левую руку, выбрался из-под груды тел, поправил голубой берет и встал во весь рост. Рядом с ним встали еще шестеро выживших в бойне.

– Русский десант так просто не уроешь, урод! – крикнул полковник, взмахнув последний раз самурайским мечом. – За Россию, сынки! Десант!

– Десант! Десант! – подхватили все шестеро, бросаясь за своим командиром в последнюю контратаку, навстречу шквальному огню.

Все это генерал Гребнев видел с холма в полевой бинокль. Он знал, что виновен в гибели людей, и готов был искупить вину. Дорогу на его командный пункт уже перегородили два армейских грузовика, из которых выпрыгивали спецназовцы в черной форме. Генерал знал, что это не ОМОН – милицию за ним не пошлют, да и президента брать должны другие ведомства. Взвод автоматчиков быстро построился в колонну и двинулся вверх к машинам. Генерал подошел к президентскому лимузину, приоткрыл дверцу. Зайцев сидел с отрешенным видом, уставившись в экран, на котором бродили марсиане.

– Павел Андреевич, – мягко сказал Гребнев, – хочу попрощаться. Извините, если что было не так. Но вы знаете, что я старый солдат и всегда был верен присяге. Если бы мог, послужил бы еще, да видно, не судьба.

– Да-да, Сергей Федорович, – рассеянно ответил президент не поднимая глаз. – Конечно. Я знаю. Вы прекрасный человек. И профессионал замечательный. Вы, наверное, мой единственный друг. Жаль, что так получилось. Наверное, это моя вина. Не смог соответствовать… Спасибо вам за всё.

– Служу России! – отчетливо произнес генерал и захлопнул дверцу.

Когда автоматчики были уже в двадцати шагах от вершины холма, они услышали одинокий выстрел…

На расчистку дороги пришлось дать еще полчаса. Трупы сваливали тут же, у обочины, а предоставленный саперами экскаватор уже рыл для них длинную траншею. Время перевалило за полдень, и Шемякин начинал нервничать. Конечно, в самом бункере понятия дня и ночи будут довольно относительны, но снаружи всё надо было закончить до наступления темноты. Врачей решили бросить там, где они и стояли. Всем было не до них. Офицер связи объявил в мегафон, что для медицинского персонала мест в бункере больше не предусмотрено – можно расходиться. К сожалению, автобусы-шаттлы уже ушли, так что всем придется добираться общественным транспортом, если он еще ходит, а лучше на попутках.