Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля? - Александр Костин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос «Насколько я понимаю, у вас самого еще есть привилегии. Вы живете в хорошем доме, ездите в лимузине. Готовы ли вы поддержать известное предложение Ленина о том, чтобы зарплата официальных лиц не превышала зарплаты рабочего?»
Ответ: «Я полностью добровольно отказался от всех привилегий. Привилегий не имею. К сожалению, дальнейших добровольцев не нашлось, и никто моему примеру не последовал. Но все-таки это брошенное зерно прорастает. Я уже сказал, что создана комиссия по привилегиям. Во многих областях уже отказались от спецбольниц и отдали их детям и т. д. Конечно, это не просто. Скажем, я был министром и отказался пользоваться спецполиклиникой и больницей 4-го управления, а закрепился в районной поликлинике. Когда я в первый раз туда пришел на прием к участковому врачу, ко мне было вопросов значительно больше, чем у меня. Трубы текут, пол провалился, кочегаров нет, угля нет. Надо помогать. Я уж не говорю об одноразовых шприцах. Один гвоздь на всех».
На голубом глазу, ни разу не поперхнувшись, Ельцин беззастенчиво вешает на уши американским слушателям лапшу об «отказе» от привилегий, якобы совершенном им в знак солидарности с народом. Более неприкрытого цинизма и откровенной лжи трудно было представить сопровождавшим в его поездке лицам, прекрасно осведомленным об истинном отношении Ельцина к земным благам и роскоши.
После официального завершения лекции, которая длилась около двух часов, Б. Н. Ельцин продолжил ответы на вопросы, но не с трибуны, а в частном порядке.
Отвечая на вопрос о его здоровье и увлечениях, Ельцин напомнил, что раньше занимался волейболом, но сейчас переключился на теннис. «Я бы с удовольствием встретился на теннисной площадке с президентом Бушем», — сказал он. (Навязчивое состояние — встреча с президентом США.)
Затронув проблему отношения к нему со стороны советского партийного руководства, Б. Н. Ельцин, в частности, отметил:
«Политику в отношении меня можно охарактеризовать как принижение. Конечно, подкидываются различные версии верхним эшелоном и другими органами, которые снизили бы авторитет и популярность. Скажем, первую версию бросили о том, что я сталинист или сторонник «Памяти», хотя я с ними встречался всего лишь один раз, поговорил и более знать не знаю. Потом обвинили в том, что я популист, стараюсь заработать себе дешевый авторитет у народа. Это, конечно, не так, потому что программа, включает в себя экономические серьезные вопросы, политические и финансовые и прочие.
Я сказал Горбачеву (мы перед съездом встречались, беседовали часа полтора, выясняя те вопросы, по которым у нас разные точки зрения), почему меня решили определить на должность председателя комитета по архитектуре, где тысячи и тысячи вопросов. Меня решили завалить ими и от политической борьбы отодвинуть. Я предупредил, что от политической борьбы не уйду и буду в ней активно участвовать».
Отвечая на вопрос, где можно ознакомиться с деталями его политической платформы, Б. Н. Ельцин заметил: «Одно американское издательство предложило мне написать книгу. По воскресеньям я занимаюсь этим делом, ну а что получится, не знаю».
Вопрос «Вы запросили встречу с Бушем как частное лицо, как депутат Верховного Совета или как один из лидеров Межрегиональной группы депутатов?»
Ответ: «Какая разница? Человек, как он есть, его же не разделить. Вот тут есть одно, здесь другое, а там есть третье. Ну ладно, я думаю, что, скорее всего, как член Президиума Верховного Совета СССР. Вот это самый высокий, так сказать, ранг, который меня есть».
Отвечая на ряд вопросов о праве советских республик на отделение от СССР, Ельцин сказал, что право выхода должны иметь все республики без исключения: «Но все-таки я надеюсь, что этим правом не воспользуются, что этого не произойдет. Вот если мы решим те вопросы, о которых я говорил в отношении самостоятельности, реальной независимости, то таким образом успокоятся националистические настроения, и если 54 процента по опросу считают, что надо выйти из состава страны, то этот процент резко снизится. Я так считаю. Но в любом случае применение армии здесь недопустимо. Вообще против мирного населения».
В других городах, других аудиториях Ельцин только повторял то, что сказал в Нью-Йорке. Выступал, кстати, с успехом в различных аудиториях, а они не всегда были дружественно настроены, умудрялся в основном находить общий язык, но все время ждал встречи с президентом Бушем. Для него эта встреча была своего рода политической реабилитацией, которую ему не дали в Союзе на XIX партконференции. Если Буш принимает, значит, его признают как политика, как оппозиционера. Уже сам факт приема — это признание, с которым Горбачеву придется считаться. И еще он кое о чем хотел посоветоваться с Бушем.
Что и говорить, трудная ситуация была у президента США. Принять Ельцина — дать пощечину Горбачеву. Не принять, — как там будет в этой непонятной России завтра, — может себе пощечина? Буш долго раздумывал. Наконец, 12 сентября распорядился позвонить Ельцину и пригласить его в Белый дом.
От этого сообщения Ельцин был на седьмом небе. Позже он рассказывал, что обсудил с Бушем десять предложений, но ни в какие подробности на этот счет не вдавался.
О том, как проходила встреча Б. Ельцина в Белом доме свидетельствуют высокопоставленные американские чиновники Майкл Бешлюсс и Строуб Тэлбот, присутствующие на встрече:
«Во вторник, 12 сентября, Борис Ельцин подъехал на своем лимузине к западному крылу Белого дома с получасовым опозданием. Группа наиболее активных членов Съезда народных депутатов впервые приехала в Соединенные Штаты на восемь дней и должна была выступать в Нью-Йорке, Балтиморе, Вашингтоне, Чикаго, Филадельфии, Миннеаполисе, Индианаполисе, Сан-Франциско и Лос-Анджелесе.
Финансировали эту поездку калифорнийский институт «Эсален» и советский Фонд по изучению и лечению СПИДа. Ельцин получал за свои выступления по двадцать пять тысяч долларов.
Буш не очень стремился принимать Ельцина. Он опасался, как бы официальная встреча не вызвала у Горбачева подозрения, что Соединенные Штаты занимаются политиканством, вмешиваясь в советские внутренние дела за его спиной. Буш считал Ельцина — при его репутации человека пьющего, несдержанного и неуместно вспыльчивого — чем-то вроде незакрепленной пушки на скользкой, покачивающейся палубе советской политики. Что если он устроит на этой встрече спектакль, который потом поставит в ложное положение и Буша, и Горбачева?
Роберт Гейтс, никак не разделявший то, что он называл «горбоцентризмом» в политике США, попросил президента все-таки встретиться с Ельциным. Фриц Эрмарт, председатель Национального совета по разведке, поддержал это предложение. Эрмарт не считал, что Горбачев долго продержится в политике и что он действительно вступил на путь радикальных реформ; к тому же на него произвело впечатление возвращение Ельцина на политическую арену. Он сказал Кондолизе Райс, что Ельцин, возможно, эксцентричен и самоуверен, но он выказывает большое мужество — куда большее, чем Горбачев, выступая по тем же позициям, какие должны поддерживать и Соединенные Штаты.
Скоукрофт согласился, что надо бы устроить неприметную встречу между Ельциным и Бушем. В 1975 году, когда Скоукрофт был советником президента по национальной безопасности, Джералду Форду пришлось решать, следует ли ему встречаться с Александром Солженицыным, Нобелевским лауреатом, писателем, изгнанным из Советского Союза в предшествующий год. Генри Киссинджер, бывший тогда госсекретарем, заявил, что Форду «не выгодно» принимать столь видного критика Кремля, и Форд с ним согласился. К возмущению многих консерваторов, Солженицына не впускали в Белый дом.