Пруд двух лун - Кейт Форсит

— Я хотел бы знать, как вы догадались, где нас искать, милорд? — В бархатном голосе мятежника таилась угроза.

— Я преследовал молодого Мак-Кьюинна, — ответил Энгус, прикрыв глаза ладонью. — Где он? Я видел, как он выехал отсюда... Где моя дочь? — Молчание, повисшее после его вопроса, заставило Энгуса вновь открыть глаза. Катмор нахмурился и обнажил свой кинжал. — Ради Эйя, парень, я не враг ни вам, ни Мак-Кьюинну.

— Разве вы не служите Майе Колдунье? Разве это не вы схватили Мегэн Ник-Кьюинн и отдали ее в руки Оула?

— Да, я, но она все поняла... Убери нож, парень, ты меня нервируешь. Похоже, придется рассказать тебе всю историю целиком, тогда ты все поймешь. — Коротко и быстро Энгус объяснил обстоятельства, приведшие его в лагерь повстанцев. — Понимаешь, я просто хочу найти мою дочь. Мегэн думает, что девочка здесь.

Катмор, что-то прикидывая, взглянул на него.

— Она не здесь, милорд. Среди ребятишек была девочка по имени Финн, но она уехала вместе с прионнса.

— Куда они отправились?

— Этого я вам не скажу, милорд. Прионнса узнал вас, поручил моим заботам и велел держать вас под стражей. — Он слегка подчеркнул последние слова.

— Имей же жалость, парень. Клянусь, мне нет дела до того, что вы затеваете.

— Это вы так говорите, милорд. На самом деле, это не имеет никакого значения, поскольку скоро нас здесь не будет. Мы подержим вас тут до тех пор, пока вы уже ничем не сможете навредить нам, а потом вы будете свободны и можете идти на все четыре стороны. Его Высочество почему-то не хочет, чтобы я заставил вас замолчать навечно. — Гладя свой кинжал, Катмор добавил: — Только не думайте, что я не убью вас, если вы попытаетесь что-нибудь сделать, милорд. Мы все слишком долго боролись, чтобы теперь поставить наши планы под угрозу.

Ничто из того, что рассказал Энгус, не поколебало мнения мятежника. К его досаде, прионнса со слугой заключили в одной маленькой палатке, а Кейси Соколиный Глаз и юный волынщик находились — в другой. Табитас без устали шагала по палатке, тихонько поскуливая, но каждый раз, когда они лишь выглядывали из палатки, им угрожали палашами.

На следующий день они услышали шум, который безошибочно говорил о том, что большая группа людей собралась и двинулась в путь. Стражи продержали их в заключении еще сутки, а потом что-то подмешали им в еду, так что все четверо и даже волчица забылись тяжелым сном. Когда они проснулись, гигантская котловина опустела.

По приказу Энгуса Табитас опустила нос к земле и повела их по следу отряда Фионнгал. Волчица шла по долинам и ущельям, а люди ехали следом за ней, пока не добрались до Малеха, бурным потоком несущегося к югу. Они уже несколько дней ехали вдоль неровно изрезанного края ущелья, по которому текла река, но так и не смогли нагнать отряд Крылатого Прионнса. Несмотря на то что у Энгуса до сих пор кружилась голова и он плохо себя чувствовал, он безжалостно пришпоривал своего коня, теперь уже твердо уверенный, что девочка-нищенка по имени Финн и есть его пропавшая дочка.

Завернув за огромный валун, они остановились. Перед ними возвышался громадный утес, его отвесная поверхность была черной и блестящей от брызг, на которые разбивалась вода, срываясь со скалы в нескольких сотнях футов над их головами. Бурля и пенясь, водопад белым потоком несся вниз, обрушиваясь в ущелье.

Табитас бегала взад и вперед по краю утеса, скуля и глядя на Энгуса тревожными глазами.

— Как могла Фионнгал раствориться в воздухе? Найди ее, Табитас!

Волчица снова заскулила, бегая туда-сюда с опущенным к земле носом. Потом она подняла голову на прионнса, резко стегнула хвостом, разбежалась и спрыгнула с края утеса. Она полетела вниз, ее темное изогнутое тело с плеском упало в воду.

— Нет! — закричал Энгус, увидев, как она исчезла под пенящимся потоком. — Табитас, нет!

Но было уже слишком поздно. Волчица исчезла.

Изабо сидела у огня, мешая суп в огромном котле. Над ее головой ветви превращали серое небо в причудливую мозаику; по обеим сторонам замшелые валуны сдерживали наступление множества стройных, облитых золотом листвы деревьев. Вдоль дороги солдаты разбивали палатки, стреноживали лошадей, собирали хворост и проверяли тропинки, уходящие в лес.

На дороге стоял, накренившись под странным углом, украшенный богатой резьбой экипаж Ри. Днем у него отлетело колесо, и солдаты все еще пытались починить сломанную ось. Остальные экипажи выстроились за ним вдоль дороги, дожидаясь, пока каретник закончит свою работу. Солдаты были хмуры и молчаливы — охранять Ри и Банри в подобных обстоятельствах было вовсе не тем, чего им хотелось бы.

Три недели, прошедшие с тех пор, как они бежали из дворца, были нескончаемыми и полными досадных неприятностей. Ухабы превратили путешествие в выматывающий кошмар, а стычки с бандитами заставляли всех постоянно быть начеку.

Настроение у Изабо было хуже некуда. Разбивка лагеря означала отдых для пассажиров роскошных экипажей лордов, но уйму работы для слуг. Каждая косточка в теле Изабо болела, руки и ноги закоченели, и ей до смерти надоело быть девочкой на побегушках. Изувеченная рука не спасала ее от необходимости таскать тяжелые ведра с водой, носить охапки хвороста, быть на посылках у лордов, лакеев, солдат и конюхов. Поскольку Изабо не позволила никому позаботиться о ее шрамах, рука у нее ныла от непривычного напряжения, а некоторые уродливые рубцы потрескались, и все бинты были в пятнах крови вперемешку с грязью.

Был вечер дня осеннего равноденствия. Если бы Изабо была дома, они с Мегэн совершили бы все положенные ритуалы, но здесь, похоже, никого не волновало, что день опять сравнялся с ночью, и силы — мужские и женские, свет и тьма, добро и зло — на короткое время находились в совершенном равновесии.

До заката оставалось еще несколько часов. Повинуясь какому-то импульсу, Изабо швырнула на землю деревянную ложку и, схватив плед, ускользнула в лес. Ну и что, что никто из остальных ведьм, скрывавшихся среди свиты Ри, не осмелился праздновать равноденствие? Она была воспитана Мегэн Повелительницей Зверей и не могла позволить смене времен года пройти неотпразднованной.

Впервые с тех пор, как они покинули дворец, ей удалось уйти из лагеря. Если бы Латифа была поблизости, Изабо не удалось бы ускользнуть, но старая кухарка ушла срывать раздражение на слугах, устанавливающих палатку, в которой должны были спать Ри и Банри. С начала их путешествия здоровье Мак-Кьюинна заметно ухудшилось, и Латифа все время была раздраженной и беспокойной. Ни одно из снадобий Изабо, похоже, не помогало, и рыжеволосая девушка не надеялась на выздоровление Ри. Единственной наградой за всю ее заботу была оплеуха, от которой у нее загудело в голове, да предупреждение Латифы о том, что она сдерет с Изабо шкуру, если Ри умрет во время пути. Изабо пробормотала, что здесь все зависит от Гэррод, разрезающей нить, чем заслужила еще одну оплеуху по другой щеке.

Уши у Изабо до сих пор горели, и она так и не простила этого Латифе. В приливе энергии, вызванной возмущением, она взлетела на холм и остановилась лишь тогда, когда начала задыхаться и у нее заболел бок.