Путь слез - Дэвид Бейкер

– Теперь присоединяйся к споим крестоносцам и веди их. Пусть никто не погасит огня в твоей душе.

Вил, казалось, воспрянул духом, но тщательно избегал ледяного взгляда Фриды и обиженных взоров сестренки. От укора в их глазах ему становилось так больно, как никогда до сих пор.

Они коротко попрощались с полюбившимся воином Верди. Ветеран и старый падре снова обнялись. Дети благодарно помахали на прощанье синьору Гостанзо, и вышли из ворот. Они миновали мост и направились к долине реки Точе.

* * *

Было свежо, и даже чуть прохладно в то сентябрьское утро, но небо ярко голубело над головой, а теплое италийское солнце приятно согревало. Дети любовались красивыми зелеными холмами, которые появились по обе стороны дороги. Крестоносцы шли мирно, ни о чем не волнуясь: припасов было достаточно, а крестьяне из Пьево, а затем и Вергонте, радушно приняли их на ночлег. Чем дальше они уходили на юг, тем более оживлялись разговоры среди отряда. Все вслух мечтали, как легко будет шагать по мягкой долине, которая ждет их впереди, и как они, наконец, увидят восхитительное море, плещущееся всего в нескольких неделях пути от них.

Одним теплым днем Карл пялился в сверкающее небо, как вдруг неожиданно для себя вспомнил загадку.

– Петер, – проворчал он, – я так и не нашел ответа на твою проклятую загадку!

Бенедетто навострил уши.

– О, а я люблю загадки!

– Как я не бился над головоломкой Петера, мне ни за что не отгадать ee!

– Ну же, Петер, – уговаривал Бенедетто.

– Что, Карл, пусть попробует отгадать?

– Давай. Мне-то все равно не решить ее.

– Тогда слушайте оба, да внимательно, – с напускной гордостью сказал Петер, перебирая посохом камни на дороге. – Я перескажу сейчас всю загадку целиком, и даже две подсказки, которые ты, Карл, еще не слышал. Слушайте внимательно. Вспомните всё, что вы пережили за наш долгий путь и поразмыслите над услышанными словами.

Куда душе щетка лететь,

Когда окончен путь?

Где тень заснеженных дерев

Мечтает отдохнуть?

Песнь дрозда и соловья

По ветру рождена.

Но вот куда, к каким краям

Лететь она должна?

К какому очагу летит

Блеск искорки в глазах?

И что за таинство таится

В серых небесах?

Зажжется росинки слеза

На зелени листа,

Но вот, растает, и тогда

Куда умчит она?

Забыт ребенок на земле,

Но не забытый mil

В какой твердыне, в глубине,

Раздастся его стон?

А теперь, юноша, будь бдителен. Вот две последние подсказки – надо сказать, мои любимые.

И где долина, что века

Хранит дух розы той,

И овевает им всегда

Лик девы молодой?

Где сокровеннейший причал

Армаде звезд найти?

Куда же теням путь держать,

Чтоб свет вновь обрести?

Карл почесал затылок.

– Это все? Самый-самый конец загадки?

– Даю слово.

– Боюсь, – вздохнул Карл, – я даже и близко не ведаю ответа. Но… мне кажется, что в ней говорится… о каком-то месте… особенном месте. Загадочном и…

– Удивительном, – задумчиво бросил Бенедетто.

– О да, верно. Удивительное место, – сказал Петер. – Больше всего на свете мне бы хотелось узреть вечноцветущую долину! А вообразите только гавань, где качаются на якорях бесчисленные звезды! Чудесно! Однако не отчаивайтесь: лишь недавно сам я начал понимать суть ответа! А когда вы отгадаете иносказание, вы несказанно обрадуетесь.

– Я уже не гожусь для разгадывания, быстро пошел на попятную Бенедетто. – Но мой юный друг обязательно справится с задачей, готов поспорить.

* * *

В ту ночь крестоносцы заночевали на берегу Точе. У их ног уверенно и мерно текла река: ни широкая, ни узкая, но местами довольно глубокая и бурная. На этот раз не из чего было сбить плот, поэтому крестоносцы довольствовались тем, что наловили рыбы и наплескались в прохладной чистой воде. Затем они собрались у жаркого костра, чтобы поужинать от щедрости синьора Гостанзо: они лакомились длинными полосками соленой оленины, свежим пшеничным хлебом и медом, копченой бараниной, яблоками и наваристой овощной похлебкой.

Наевшись, они разлеглись на опавших ветках, и Бенедетто спел им тихую песню на ночь. К утру, однако, собрались тучи, и паломники проснулись от легкой мороси. Небо грустно серело над ними. Вил встал, потер глаза и зевнул, поправив тунику. Он затянул пояс и ворчливо раздал наряды на утро. Вил по-прежнему остался вожаком отряда, но былая сила духа оставила его. Не горело в нем прежнее чувство гордости за себя, и, лишившись столь привычного основания, парень сломался. Теперь вместо самовлюбленной уверенности в нем поселилась тоска, которая терзала его душу мучительным чувством cтыда. Раскаяться было для него немыслимо, а отрицать очевидный позор – тщетно. Так он и страдал на перепутье, неспособный принять истину, но и отказаться от нее не в силах. Его не обошла стороной участь многих разочаровавшихся в себе гордецов: внутри его накалялась горькая ярость. От каждого умоляющего взгляда Марии и каждого резкого словца Фриды ярость с еще большей силой закипала в его сердце. Л парочка колкостей от осведомленного обо всем Карла раздувала и без того пылающий гневом костер внутри.

По не один пристыженный юноша страдал втихомолку. Кроткая Мария не злилась на брата, но и ей было больно. Она также страдала от стыда, но другого по своей природе, ибо она несла на себе позор, незаслуженно возложенный на нее близким человеком, и стыдила ее вовсе не собственная совесть. Сердце ее разбилось на тысячи осколков, которые кололись от каждого движения души.

Карл тоже не находил себе места от беспокойства, но он не догадывался о скрытых помыслах собственного же сердца. Хотя он был справедливо разгневан поведением брата, от скрытого злорадства над чужими ошибками его самомнение раздулось еще больше. Как старая дева с упоением внимает подлым сплетням, так и Карл снова и снова перебирал в уме обвинительный рассказ Фриды, где каждое слово убеждало его в собственном превосходстве над Вилом.

Вил ослаб, и это особенно бросалось в глаза его младшего брата, который перестал видеть собственный порок. От столь глупого безрассудства мог спасти его сейчас только Петер. Ложно-праведный гнев всё разгорался, а внушенная самому себе ярость постепенно овладевала чувствами Карла. «Как хотелось бы ударить по его красивому лицу… Будь я старше, я бы переломил ему руки и ноги… я бы вырвал ему язык за его слова», – мечтательно думал он. В конце концов, взращенная злость вырвалась наружу, и он приблизился сзади к Вилу.