На повестке дня - Икар - Роберт Ладлэм

— Об этом уже позаботились, — вдруг сообщил глава президентского аппарата. — На самом деле это идея Дженнингса — спрятать вас на конец недели в один из стерильных домов в Мэриленде.

— Что еще за стерильный дом? Пожалуйста, говорите на языке, который я понимаю.

— Объясню так. Вы — гость президента Соединенных Штатов в месте, которое невозможно найти, то есть зарезервированном нами для людей, которых мы хотим спрятать. Это совпало с моим обдуманным мнением, что Лэнгфорду Дженнингсу следует сделать первые публичные заявления о вас. Вас здесь видели, и пресса об этом дознается. Сие так же точно, как то, то у кроликов рождаются крольчата.

— Вы автор сценария. Так что мы говорим, то есть что вы говорите, поскольку я в изоляции?

— Все просто. Обеспечивается ваша безопасность. Это первейшая забота президента после того, как он обсудил с экспертами меры контртеррористической деятельности. Не волнуйтесь, наши писаки выдумают что-нибудь такое, от чего женщины будут рыдать, а у мужчин возникнет желание выйти и пройтись парадным маршем. А поскольку Дженнингсу в таких случаях принадлежит последнее слово, он, вероятно, создаст какой-нибудь избитый образ могучего рыцаря «Круглого стола», который заботится о храбром юном брате, выполнившим общую для них опасную миссию. Вот проклятие!

— И если предположение об ответных мерах хоть сколько-нибудь правдиво, это сделает меня мишенью, — добавил Кендрик.

— Было бы чудесно, — отозвался Деннисон.

— Позвоните мне, когда решите насчет этой Рашад.

* * *

Эван сидел на кожаном стуле с высокой спинкой в рабочем кабинете впечатляющего стерильного дома на восточном побережье Мэриленда, в городке под названием Синуид-Холтоу, в залитом прожекторами парке с ружьями на изготовку стража охраняла каждую пядь территории.

Кендрик выключил телевизор. Только что он в третий раз просмотрел запись внезапно созванной пресс-конференции президента Лэнгфорда Дженнингса, касающейся конгрессмена Эвана Кендрика из Колорадо. Пресс-конференция оказалась еще более возмутительной, чем предусматривал Деннисон, поскольку была переполнена выворачивающими душу паузами, сопровождаемыми постоянными, хорошо отрепетированными ухмылками, которые так очевидно передавали скрытую гордость и взрыв чувств. Президент опять говорил общие слова и ничего конкретного, за исключением одного: «До тех пор, пока не будут предприняты все надлежащие меры безопасности, я попросил конгрессмена Кендрика, человека, которым мы все так гордимся, побыть в защищенном уединенном месте. Вместе с тем настоящим я строжайше предупреждаю. Если где-либо трусливые террористы попытаются совершить покушение на моего хорошего друга, близкого соратника, человека, на которого я смотрю как на своего младшего брата, вся мощь Соединенных Штатов — на земле, на воде и в воздухе — обрушится на определенные анклавы тех, кто несет за это ответственность». Определенные? О Боже!

Зазвонил телефон. Эван огляделся, пытаясь выяснить местонахождение аппарата. Тот стоял на письменном столе на другом конце комнаты. Кендрик спустил ноги на пол и подошел к поразительно назойливому прибору:

— Да?

— Она летит военным самолетом вместе со старшим атташе посольства в Каире. Ее внесли в список как секретаря-помощницу, имя которой не представляет важности. Расчетное время прибытия — семь утра по-нашему. Самое позднее к десяти будет в Мэриленде.

— Что она знает?

— Ничего.

— Но вы же должны были ей что-то сказать, — настаивал Кендрик.

— Сказали, что есть новые срочные инструкции от начальства, которые могут быть переданы только лично и здесь.

— И она купилась на эту чушь?

— У нее не было выбора. Ее забрали на квартире в Каире, и с тех пор она все время находится под стражей — с целью защиты. Паршивой тебе ночи, ублюдок!

— Спасибо, Герби. — Эван повесил трубку. Он испытывал одновременно облегчение и страх перед завтрашней очной ставкой с женщиной, которую знал под именем Калейла и с которой занимался любовью в неистовстве страха, изнеможения. Импульсивность и безрассудство, приведшие к этому, должны быть забыты. Ему необходимо установить, встречается он вновь с врагом или другом. Но по крайней мере, следующие двенадцать — пятнадцать часов расписаны. Настало время позвонить Энн О'Рейли и через нее связаться с Мэнни. Не имеет значения, где сейчас Кендрик находится, он — официальный гость президента Соединенных Штатов.

Эммануил Вайнграсс сидел за красной пластмассовой перегородкой кафе вместе с его коренастым и усатым владельцем Гонсалесом Гонсалесом. Предыдущие два часа выдались у него напряженными, чем-то напоминающими те безумные дни в Париже, когда он работал на Моссад. Теперешняя ситуация и близко не была так мелодраматична, а его противники, естественно, не представляли для него никакой смертельной опасности, но все же ему, пожилому человеку, пришлось перебираться из одного места в другое так, чтобы его не увидели и не остановили. В Париже Вайнграссу нужно было пройти от Сакре-Кёр до бульвара Мадлен сквозь строй разведчиков-террористов, оставшись незамеченным. А здесь, в Колорадо, — добраться от дома Эвана до городка Меса-Верде так, чтобы его исчезновения не заметили сиделки. К счастью, в это время все были более всего заняты событиями, происходящими снаружи.

— Как тебе это удалось? — поинтересовался Гонсалес, наливая Вайнграссу стакан виски.

— Одна из потребностей цивилизованного человека — уединение, Джи-Джи. Я прихватил камеру Эвана и пошел в туалет, а там вылез в окно. Как заправский фотограф, понимаешь ли, смешался с толпой тех, кто делал снимки, а затем сел в такси и приехал сюда.

— Эти таксисты сейчас делают бабки! — заметил Гонсалес Гонсалес.

— Воры они, вот кто! Сажусь я в машину, и первое, что слышу от этого мошенника: «До аэропорта сто долларов, мистер». Тогда я снял шляпу и говорю: «Государственную комиссию по такси безусловно заинтересуют новые расценки в Верде». Он повернулся: «О, это вы, мистер Вайнграсс? Я всего лишь пошутил, мистер Вайнграсс». Ну, я ему и велел: «Бери две сотни и вези меня к Джи-Джи».

Мужчины громко рассмеялись. В это время резко и отрывисто зазвонил телефон-автомат, висящий на стене за перегородкой. Гонсалес положил ладонь на руку Мэнни повыше кисти и сказал:

— Пусть Гарсия снимет трубку.

— Почему? Ты же говорил, что мой мальчик звонил уже дважды?

— Гарсия знает, что ответить. Я ему объяснил.

— Мне-то скажи!

— Он даст конгрессмену номер телефона в моей конторе и велит туда перезвонить через две минуты.

— Джи-Джи, ты что это, черт побери, затеял?

— Через пару минут после того, как ты вошел, сюда явился какой-то гринго, которого я не знаю.

— Ну и что? У тебя здесь бывает много людей, которых ты не знаешь.

— Он — чужак, Мэнни. При нем нет ни плаща, ни шляпы, ни камеры, но все равно он чужак. В костюме, с жилеткой. Вайнграсс начал оглядываться.