Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два оборванца огромного роста подхватили его, подняли на плечи. Вокруг собрался народ, размахивающий ветвями. От разгоряченной главы пророка поднимались испарения.
— Я пришел нести людям не мир, но меч! — воскликнул он. — Я внесу раздор в дома, ради меня сын поднимет руку на отца своего, дочь — на мать свою, невестка — на свекровь. Кто следует за мной, да отречется от всего. Кто желает спасти жизнь свою на этой земле, да утратит ее, но кто ради меня отречется от этой преходящей жизни, да обретет вечность!
— А что гласит Закон, смутьян?! — раздался гневный голос. — Что гласит Писание, Люцифер?
— А что гласят великие пророки Иеремия и Иезекиль? — ответил Иисус, и глаза его засверкали. — Я упраздню закон, начертанный на скрижалях Моисеевых, начертаю новый Закон в сердце человеческом. Каменное сердце, которое ныне носят люди в груди своей, я извлеку оттуда, взамен вложу сердце из плоти и в этом сердце взращу новую надежду! В новых сердцах начертаю я новый Закон, я же есть новая Надежда! Любовь понесу я по всему миру: распахну четверо великих врат Божьих — Восток, Запад, Север и Юг, дабы вошли в них все племена, ибо не одним евреям принадлежит лоно Божье, но весь мир вмещает оно!
Почтенный раввин спрятал лицо в ладонях. Он хотел воскликнуть; «Умолкни, Иисусе. Великое богохульство — слова твои — но не успел. Раздались дикие крики, бедняки вопили от радости, левиты пытались заглушить речь визгом и свистом, а Иаков Фарисей рвал на себе одежды и плевался. Раввин встретился взглядом с Иисусом и пошел прочь. «Он пропал, — шептал раввин сквозь слезы. — Пропал. Что за демон, что за бог вселился в него и взывает изнутри?»
Он шел еле волоча ноги от усталости. Все эти дни и недели он едва поспевал за Иисусом, пытаясь понять, кто же он. Его дряхлое тело совсем извелось, остались одни только кости, покрытые сморщенной кожей. Душа еще держалась в них, ожидая ответа на вопрос: Мессия ли это, которого обещал ему Бог? Все чудеса, свершенные им, мог свершить и Сатана, в чьих силах воскрешать мертвых. Чтобы принять решение, чудес почтенному раввину было недостаточно. Недостаточно было и пророчеств: всемогущий и премного лукавый архангел есть Сатана, слова и дела свои он может привести в совершенное подобие со святыми пророчествами, дабы обмануть людей. Потому раввин и не мог уснуть по ночам, моля Бога сжалиться над ним и послать ему недвусмысленный знак. Какой знак? Раввин хорошо знал это: смерть, его собственную смерть. Этот знак пребывал в мыслях его и повергая его в трепет.
Спотыкаясь, торопливо шагал почтенный раввин в облаке пыли. На вершине холма показалась изнуренная солнцем Вифания. Тяжело дыша, раввин стал подниматься вверх. Дом Лазаря был открыт и полон движения: поселяне приходили взглянуть на воскрешенного, прикоснуться к нему, услышать, как он дышит, говорит, убедиться — вправду ли он жив или это всего лишь призрак? А тот, усталый и скупой на слова, сидел в самом дальнем углу, напрягавшись от докучавшего ему света. Его ноги, руки и живот вспухли, как у покойника, умершего четыре дня назад. Распухшее лицо было все в трещинах, из которых сочилась желтоватая жидкость, пачкавшая все еще облекавший тело белый саван, отчего тот прилип к телу столь плотно, что снять его было невозможно. Поначалу от Лазаря исходило сильное зловоние, и все, кто приближался к нему, были вынуждены зажимать нос, но постепенно зловоние ослабло, остался только запах могильной земли и ладана. Время от времени он поднимал руку и извлекал из бороды и волос запутавшиеся там остатки травы. Сестры Лазари, Марфа и Мария, очищали его от земли и мелких земляных червей, оказавшихся на теле. Сердобольная соседка принесла курицу, и теперь почтенная Саломея, присев у очага, варила ее, чтобы воскресший отпил отвару и набрался сил. Крестьяне приводили, присаживались на некоторое время рядом, внимательно и с удивлением разглядывали его и заговаривали с ним, а тот отвечал устало и совсем немногословно — только «да» или «нет». Затем приходили другие посетители-односельчане и жители соседних сел… В тот день пришел слепой староста, вытянул руку, жадно ощупал его и засмеялся.
— Ну что, хорошо там, в потустороннем мире? Радуйся, Лазаре, теперь тебе известны все тайны преисподней, но ты о них лучше помалкивай, злополучный, чтобы не вскружить голову миру живых…
И, наклонившись к уху Лазаря, он полушутя-полуиспуганно спросил:
— Одни только червячки? И больше ничего, не так ли?
Некоторое время он ждал ответа, но Лазарь молчал. Тогда слепой разозлился, взял свой посох и ушел.
Магдалина стояла на пороге и смотрела вдаль на дорогу, ведущую к Иерусалиму. Сердце ее рыдало, словно малое дитя. В последнее время каждую ночь ей снились дурные сны. Будто Иисус справлял свадьбу, а это означало смерть. А минувшей ночью приснилось, будто был он летучей рыбкой, которая взмахнула крыльями, вылетела из воды и упала на сушу. Рыбка трепетно билась на прибрежной гальке, пытаясь сновав взмахнуть крылышками, но это было ей не по силам и она стала задыхаться. Глаза ее помутнели, она повернулась и посмотрела на Магдалину. Магдалина бросилась было к ней, чтобы схватить и бросить обратно в море, но, когда она наклонилась и взяла рыбку в ладони, та уже была мертва. Магдалина держала рыбку, плакала над ней, поливая своими слезами, та стала расти, пока не достигла таких размеров, что едва умещалась в ее объятиях, а затем стала мертвым человеком.
— Не отпущу его больше в Иерусалим… Не отпущу… — простонала Магдалина, высматривая, не появится ли он на мощенной белым камнем дороге. Но вместо Иисуса на Иерусалимской дороге показался ее престарелый отец — раввин, согнувшийся и пошатывающийся. «Горемычный старичок» — подумала Магдалина. Зачем, совсем уже немощный, следует, он по пятам за Учителем, словно верный старый пес, всюду, куда бы тот ни направился? Я ведь слышу, как он поднимается ночью, выходит во двор, кается и взывает к Богу: «Помоги! Пошли мне знак!» Но Бог покинул его и старик терзается: Бог якобы мучает его потому, что любит, — утешает себя несчастный…
И вот теперь она смотрела, как раввин поднимается в гору, опираясь о посох и останавливаясь время от времени, чтобы оглянуться назад в сторону Иерусалима, расправить плечи и перевести дыхание… В эти дни, проведенные вместе с Вифании, отец и дочь позабыли о прошлом, часто говорили друг с другом, старик увидел, что дочь его оставила неверный путь, и простил ее. Слезы смывают все грехи. Это было хорошо известно почтенному раввину, а Магдалина достаточно наплакалась. Тяжело дыша, старик приблизился, Магдалина отступила было от двери, давая ему дорогу, но отец остановился и с мольбой взял ее за руку.
— Магдалина, дитя мое, — сказал раввин. — Ты — женщина, великой силой обладают слезы твои, великой силой обладают ласки твои. Пади ему в ноги и моли, чтобы он не ходил больше в Иерусалим. Сегодня фарисеи-книжники осерчали пуще прежнего. Я видел, как они тайком переговариваются между собой: уста их источают яд, они готовят смерть.
— Смерть! — воскликнула Магдалина, и в груди у нее похолодело. — Смерть! Но разве он может умереть, отец?
Почтенный раввин глянул на дочь и горько улыбнулся.
— Мы всегда говорим так о людях, которых любим, — сказал он и замолчал.