Король гор. Человек со сломанным ухом - Эдмон Абу

class="p">Поскольку между Данцигом и Нанси нет прямого сообщения, ему пришлось остановиться в Берлине. Господин Хирц, с которым Фугас поговорил на бегу, сообщил ему, что научные общества Берлина готовят в его честь пышный банкет. Но полковник категорически отказался в нем участвовать.

— Дело не в том, — сказал он, — что я не желаю выпить в хорошей компании. Поймите, доктор, я слышу зов природы! Ничто так не пьянит благородного человека, как отцовская любовь!

Чтобы подготовить дорогого сына к радостной, но нежданной, встрече, он положил миллион в большой конверт и отправил его на адрес господина Виктора Ланже-вена, приложив к нему записку такого содержания:

«Отеческое благословение дороже всего золота мира!

Виктор Фугас».

Предательство Клементины Пишон слегка пощекотало его самолюбие, но он довольно быстро утешился. «По крайней мере, — подумал он, — мне не придется жениться на старой женщине, да еще в тот момент, когда в Фонтенбло меня ждет юная девушка. К тому же мой сын носит чужое имя, хоть оно и вполне приличное. Конечно, Фугас звучит лучше, но Ланжевен тоже неплохо».

Второго сентября в шесть часов вечера поезд остановился в большом красивом, немного печальном, городе, который многие считают лотарингским Версалем. Сердце у него отчаянно билось. Чтобы придать себе сил,

он славно пообедал. В качестве десерта полковник забросал вопросами хозяина гостиницы, от которого получил все необходимые сведения относительно Виктора Ланже-вена. Оказалось, что его сын еще молод, женился шесть лет тому назад, что он отец мальчика и девочки, что в городе его уважают и дела у него идут совсем неплохо.

«Я так и предполагал», — подумал Фугас.

Он выпил полный стакан вишневой настойки, закусил миндальным печеньем, и этот напиток, изготовленный из лесных ягод Шварцвальда, показался ему божественным.

Тем же вечером господин Ланжевен рассказал своей жене, что в десять часов, когда он возвращался из клуба, к нему привязался какой-то пьянчуга. Сначала он принял его за злоумышленника и приготовился защищаться, но человек лишь обнял его и убежал со всех ног. Удивленные супруги стали наперебой предлагать разные версии случившегося, одна причудливее другой. Но поскольку оба они были молоды и поженились лишь семь лет тому назад, то тема их беседы вскоре сменилась на более приятную.

На следующее утро Фугас, навьюченный, как бурый ослик, конфетами, явился к господину Ланжевену. Готовясь к встрече с внуками, он опустошил лавку знаменитого Лебега, считающегося местным Буасье90. Открывшая ему дверь служанка спросила, не тот ли он господин, которого ожидает хозяин дома.

— Ладно, ладно, — сказал он. — Вы получили мое письмо?

— Да, сударь, вчера утром. А где ваш багаж?

— Я оставил его в гостинице.

— Хозяин будет недоволен. Ваша комната наверху уже готова.

— Спасибо, спасибо, спасибо. Держи сто франков. Это тебе за хорошую новость.

— О, сударь, вроде не за что!

— Но где он? Я хочу его видеть, обнять, сказать ему…

— Хозяин и хозяйка одеваются.

— А дети, мои дорогие внуки?

— Если вы хотите их видеть, то они в столовой.

— Хочу ли я? Открывай быстрее!

Фугас нашел, что мальчик похож на него, а когда увидел, что он в костюме артиллериста и при сабле, то был на седьмом небе от счастья. Содержимое его карманов посыпалось на паркет, и дети при виде такого количества конфет бросились ему на шею.

— Ну что, господа философы, — воскликнул Фугас, — вы и теперь будете отрицать существование голоса крови?

Услышав радостные крики детворы, в столовую прибежала очень хорошенькая дамочка (в Нанси все молодые женщины очень красивы).

— Моя дорогая невестка! — воскликнул Фугас, протягивая к ней руки.

Хозяйка дома осмотрительно отпрянула и с тонкой улыбкой произнесла:

— Вы ошибаетесь, сударь. Я не ваша и не невестка. Меня зовут госпожа Ланжевен.

«Какой же я дурак, — подумал полковник. — Чуть не выдал при детях семейные тайны! Спокойно, Фугас. Ты находишься среди благовоспитанных людей. Здесь самые сильные чувства прячут под маской холодного безразличия».

— Присаживайтесь, — сказала госпожа Ланжевен. — Надеюсь, вы хорошо доехали.

— Да, сударыня. Правда, мне казалось, что поезд идет слишком медленно.

— Я не думала, что вы так торопитесь.

— Поймите, мне страшно не терпелось приехать к вам.

— Ну что ж, значит, доводы разума и семейные ценности наконец достигли взаимопонимания.

— Разве я виноват в том, что раньше не услышал зов семейных ценностей?

— Важно, что вы его услышали. Мы будем стараться, чтобы вы не скучали в Нанси.

— Как можно скучать, находясь рядом с вами?

— Спасибо. Наш дом станет вашим домом. Постарайтесь понять, что вы обрели семью.

— Понимаю это умом и сердцем, сударыня.

— И вы не будете скучать по Парижу?

— Париж!.. Он мне нужен, как прошлогодний снег!

— Хочу вас предупредить, что здесь не дерутся на дуэли.

— Как? Вы уже знаете?..

— Мы знаем все и даже о том ужине с женщинами легкого поведения.

— Откуда, черт побери, вы это узнали?.. Послушайте, в тот раз это было простительно…

В этот момент появился свежевыбритый и краснолицый господин Ланжевен. Выглядел он, как типичный подающий надежды супрефект.

«Прекрасно, — подумал Фугас, — как хорошо сохраняются мужчины в нашей семье! Этому парню на вид нет и тридцати пяти, а ведь ему, как-никак, сорок шесть. Правда, он совсем не похож на меня. Весь в мать!»

— Друг мой, — произнесла госпожа Ланжевен, — вот этот нехороший человек, который обещает исправиться.

— Добро пожаловать, молодой человек, — сказал советник, пожимая Фугасу руку.

— Добро пожаловать, молодой человек

Такой прием показался нашему герою слишком холодным. Он рассчитывал на объятия и море слез, а эти дети всего лишь пожали ему руку.

— Дитя м… сударь, — сказал он Ланжевену, — здесь не хватает еще одного человека. Когда-то мы оба были неправы, но время все расставило по своим местам. Надеюсь, это не создаст непреодолимые барьеры между нами. Осмелюсь попросить, чтобы меня представили вашей матери.

Господин Ланжевен и его жена от изумления вытаращили глаза.

— Послушайте, сударь, — с трудом выдавил из себя муж, — похоже, парижская жизнь лишила вас памяти. Моя бедная мать больше не с нами. Вот уже три года, как мы ее потеряли!

Бедный Фугас залился слезами.

— Простите, — сказал он, — я не знал!

— Ничего не понимаю! Вы были знакомы с моей матерью?

— Неблагодарный!

— Вот, странный какой! Но мы ведь писали вашим родителям!..

— Каким родителям?

— Вашим отцу и матери!

— Что вы несете! Моя мать умерла, когда вашей еще на свете не было!

— Ваша мать умерла?

— Да, черт побери, в восемьдесят девятом году!

— Как же так! Разве не ваша мать отправила вас сюда?

— Чудовище! Меня привело сюда мое отцовское сердце!

— Отцовское сердце?..