Второй пол - Симона де Бовуар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В работе «Душа подростка» Мендус приводит немало подобных писем:
Дорогая Сюзанна… Мне хотелось бы начать свое письмо со стихов из Песни песней: О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Как библейская невеста, вы похожи на саронский нарцисс, на лилию долин, и для меня вы всегда значили больше, чем обычная девушка; вы были символом множества прекрасных и возвышенных вещей… и поэтому, о моя чистейшая Сюзанна, я люблю вас чистой и бескорыстной и даже немного религиозной любовью.
Другая девушка пишет в дневнике о менее возвышенных чувствах:
Мы сидели рядом, она своей белой ручкой обнимала меня за талию, одна моя рука лежала на ее круглом плече, а другая прижималась к ее обнаженной руке. Я прикасалась телом к ее нежной груди и прямо перед собой видела ее приоткрытый ротик и хорошенькие зубки… Меня била дрожь, лицо мое горело[318].
В книге г-жи Эвар «Девочка-подросток» также собрано немало подобных интимных излияний:
Моей возлюбленной фее, моей любимой, дорогой. Моя прекрасная фея. Ах! Скажи, что ты меня еще любишь, скажи, что я по-прежнему твоя лучшая подруга. Мне грустно, я так люблю тебя, о моя Л., и не могу сказать тебе все, выразить тебе всю свою привязанность, нет слов, чтобы описать мою любовь. Слово «обожание» ничего не выражает по сравнению с тем, что я чувствую; иногда мне кажется, что у меня разорвется сердце. Завоевать твою любовь – это так прекрасно, что я не смею на это надеяться. Милочка моя, скажи, что ты меня не разлюбишь!.. и т. д.
От пылкой нежности недалеко до порочной девичьей любви; иногда одна из подруг подавляет другую и садистски пользуется своей властью; но чаще такая любовь бывает взаимной, без унижения и борьбы; удовольствие, которое девочки доставляют друг другу, остается таким же невинным, как в то время, когда каждая любила самое себя, без удвоения в паре. Но в самой этой невинности есть что-то пресное; вступая в жизнь, желая достичь Другого, девушка хочет воскресить магию обращенного на нее отцовского взгляда, ей требуются любовь и ласка божества. Она обратит свои желания на женщину, менее чуждую и пугающую, чем мужчина, но причастную к мужскому превосходству; женщина, которая имеет профессию, сама зарабатывает на жизнь, имеет определенный вес в обществе, легко станет для нее столь же притягательной, как и мужчина: известно, какое «пламя» пылает в сердцах школьниц по отношению к учительницам и воспитательницам. Клеменс Дейн в романе «Женский полк» целомудренно описывает жгучие страсти. Иногда девушка делится своей великой страстью с задушевной подругой; бывает и так, что они обе влюблены и каждая хвастает, что любит сильнее. Вот что пишет, например, одна школьница своей лучшей подруге:
Я лежу в постели с насморком и думаю только о мадемуазель X. Я никогда еще так не любила никакую учительницу. Уже в прошлом году она мне очень нравилась, а теперь я ее по-настоящему люблю. Мне кажется, даже больше, чем ты. Мне представляется, что я ее целую и чуть не падаю в обморок. Я жду не дождусь, когда опять пойду в школу: ведь я увижу ее[319].
Часто девушка набирается смелости и признается в своих чувствах самому кумиру:
Дорогая… невозможно описать моего отношения к вам… Когда я не могу вас увидеть, я готова на все, чтобы встретиться с вами; я думаю о вас постоянно. Когда я встречаюсь с вами, у меня навертываются слезы и мне хочется спрятаться; я такая маленькая и невежественная по сравнению с вами. Когда вы разговариваете со мной, я смущаюсь, волнуюсь, мне кажется, что я слышу нежный голос феи, какой-то любовный гул, это невозможно передать. Я слежу за всеми вашими движениями, не слышу, что вы говорите, бормочу какие-нибудь глупости. Вы сами видите, дорогая… как это все запутанно. Одно только мне ясно: я люблю вас всеми силами души[320].
Директриса одного профессионального училища рассказывает:
Помню, что в школьные годы мы вырывали друг у друга бумагу, в которую один наш молодой учитель заворачивал завтрак, мы платили по двадцать пфеннигов за кусочек этой бумаги. Еще наши пылкие чувства выражались в том, что мы коллекционировали его использованные билеты на метро[321].
Поскольку любимая женщина призвана играть мужскую роль, лучше, чтобы она была незамужней: замужество не всегда отталкивает юную обожательницу, но стесняет ее; ей очень не нравится, что объект ее поклонения подчинен власти супруга или любовника. Часто эти страсти бурлят в тайне или, по крайней мере, в чисто платоническом плане; но переход к конкретной эротике в данном случае значительно более вероятен, чем с возлюбленным-мужчиной; даже если у девочки никогда не было детских сексуальных отношений со сверстницами, ее не пугает женское тело; нередко ее близость с сестрами или с матерью была проникнута неуловимой чувственностью, и с возлюбленной переход от нежности к удовольствию также произойдет незаметно. Когда в «Девушках в униформе» Доротея Вик целует в губы Герту Тиле, ее поцелуй одновременно и материнский, и сексуальный. Женщины – сообщницы, и это заглушает голос стыдливости; в смятении, которое одна из них вызывает в другой, обычно отсутствует насилие; однополые ласки не предполагают ни дефлорации, ни пенетрации: они удовлетворяют детский клиторальный эротизм и не требуют новых и тревожных метаморфоз. Девушка может осуществить свое предназначение как пассивного объекта, не чувствуя в себе глубокого отчуждения. Именно об этом говорит Рене Вивьен в стихах, описывающих отношения «проклятых женщин» и их любовниц:
И в другом стихотворении:
Поэтическое употребление слов «грудь» и «губы» ясно обещает подруге, что к ней не применят силу. А девушка отдает свою первую любовь не мужчине, а старшей женщине отчасти именно из страха перед насилием, перед изнасилованием. Женщина, обладающая чертами мужчины, воплощает для нее и отца, и мать: от отца у нее авторитет, трансценденция, она – источник и мера ценностей, она возвышается над окружающим миром, она божественна; но она остается женщиной, а девушка, и когда ее мать была скупа на ласки, и когда, наоборот, слишком долго нежила ее, мечтает, как и ее братья, о тепле материнской груди; в женской плоти, так похожей на ее собственную, она самозабвенно ощущает то непосредственное слияние с жизнью, которое было уничтожено отнятием от груди; а обволакивающий ее сторонний взгляд преодолевает индивидуализирующий ее разрыв. Конечно, любые человеческие отношения предполагают конфликты, а любая любовь – ревность. Но многие трудности, возникающие между девственницей и ее первым возлюбленным, здесь сглажены. Гомосексуальный опыт может перерасти в настоящую любовь; он может принести девушке такое счастье и внутреннее равновесие, что она захочет продлить его, повторить, сохранит о нем ностальгические воспоминания; он может проявить или пробудить в девушке лесбийские наклонности[324]. Но чаще всего он послужит лишь одним из этапов: сама его доступность делает его недолговечным. В любви девушки к старшей женщине отражается ее жажда собственного будущего: ей хочется отождествить себя с кумиром, и, если кумир не обладает каким-то исключительным превосходством, его аура быстро меркнет; младшая, утверждая себя, начинает судить, сравнивать, и другая, выбранная именно за то, что она была близка и не внушала страха, оказывается недостаточно другой, чтобы долго держать девушку в своей власти; позиции богов-мужчин куда более прочны, ибо их небеса расположены дальше. Любопытство и чувственность подталкивают девушку к более бурным объятиям. Зачастую она изначально воспринимает гомосексуальную связь как некий переход, инициацию, ожидание; она играла в любовь, ревность, гнев, гордость, радость, страдание с более или менее отчетливой мыслью, что без особого риска подражает историям, о которых мечтает, но которые не решилась или не имела случая пережить. Она предназначена для мужчины и знает об этом, она хочет нормальной, полноценной женской судьбы.