Тьма, - и больше ничего - Стивен Кинг

Будь осторожна с этим человеком, Дарселлен, сказала она себе. Не расслабляйся ни на секунду.

— Чем могу вам помочь, мистер Рэмси? — поинтересовалась она.

— Ну, если вас не затруднит, я бы не отказался от чашечки кофе: ужасно замерз. Я приехал на служебной машине, а печка там ни к черту. Если, конечно, вы не сочтете, что я требую слишком многого…

— Нет-нет, что вы. Только… могу я еще раз взглянуть на ваше удостоверение?

Он невозмутимо протянул ей удостоверение и, пока она его изучала, повесил шляпу на вешалку.

— А вот этот штамп «ОТС» под печатью означает… что вы в отставке?

— И да, и нет. — Его губы растянулись в улыбке, обнажив безупречные зубы, явно вставные. — Когда мне стукнуло шестьдесят восемь, пришлось подать в отставку, во всяком случае, формально. Но я всю жизнь проработал в полиции и прокуратуре штата, и мне как старой и заслуженной лошади выделили в конюшне почетное место, чтобы я мог спокойно дожить свой век. Держат меня там вроде талисмана.

Это вряд ли.

— Позвольте, я повешу ваше пальто.

— Не надо, спасибо. Лучше не буду его снимать. Я ненадолго. Снега нет, так что на пол не накапает. Там просто жуткий мороз. Как сказал бы мой отец, для снега слишком холодно, а теперь я это чувствую куда сильнее, чем пятьдесят лет назад. Или даже двадцать пять.

Дарси провела Рэмси на кухню, стараясь идти медленнее, чтобы он не отстал, и спросила, сколько ему лет.

— В мае будет семьдесят восемь, — ответил он, не скрывая гордости. — Если, конечно, доживу. Я всегда добавляю эту фразу, чтобы не сглазить. До сих пор срабатывало. Какая у вас чудесная кухня, миссис Андерсон: есть место для всего, и все на своем месте. Моей жене очень бы понравилось. Она умерла четыре года назад. Внезапный сердечный приступ. Мне так ее не хватает. Наверное, как и вам — мужа.

Она почувствовала на себе испытующий взгляд его молодых и проницательных глаз, резко контрастирующих с испещренным морщинами нездоровым лицом.

Он знает. Понятия не имею откуда, но он точно знает!

Дарси проверила, заправлена ли кофеварка, и включила ее. Потянувшись за чашками в шкаф, она спросила:

— Так о чем вы хотели меня спросить, мистер Рэмси? Или, правильнее, детектив Рэмси?

Он засмеялся, но тут же закашлялся.

— Меня уже тысячу лет никто не называл детективом. Мне больше нравится, когда ко мне обращаются просто по имени, так что зовите меня Хольт. А поговорить я вообще-то хотел с вашим мужем, но раз он умер — еще раз мои соболезнования, — то это невозможно. Да, совершенно исключено. — Он покачал головой и устроился на табурете возле массивного стола. Перекрывая шуршание пальто, в тщедушном теле хрустнула какая-то косточка. — Скажу вам честно: старику, живущему в съемной комнате — а у меня именно такая, хоть и очень приличная, — иногда надоедает смотреть телевизор и бездельничать. Вот я и подумал: а почему бы, черт возьми, не съездить в Ярмут и не задать пару вопросов жене? Конечно, сказал я себе, она может и не знать всех ответов, но почему не съездить? Нельзя же все время сидеть взаперти!

— Особенно когда мороз продолжает усиливаться, а ехать предстоит в служебной машине с плохой печкой, — заметила Дарси.

— Верно, но я поддел теплое белье, — скромно признался он.

— А у вас есть своя машина, мистер Рэмси?

— Конечно, есть, — ответил он с таким видом, будто раньше мысль поехать на ней не приходила ему в голову. — Присядьте, миссис Андерсон. Не нужно меня бояться — я слишком стар, чтобы укусить.

— Нет, сейчас будет готов кофе, — сказала она. Она боялась этого старика. Бобу тоже следовало его бояться, но теперь ему уже ничего было не страшно. — А пока вы могли бы рассказать мне, о чем хотели поговорить с мужем.

— Вы не поверите, миссис Андерсон…

— Зовите меня Дарси, ладно?

— Дарси! — воскликнул он с восхищением. — Какое чудесное старинное имя!

— Спасибо. Вам со сливками?

— Ни в коем случае! Я пью только черный, как моя шляпа. Хотя в вестернах черные шляпы носят только негодяи, а я себя всегда относил к хорошим парням, к тем, что в белых. Но разве я не имею на это права? Я всю жизнь выслеживал преступников, да и ногу повредил из-за них. В восемьдесят девятом году в автомобильной погоне. Парень убил свою жену и обоих детей. В наши дни такое преступление обычно совершают в невменяемом состоянии, под действием алкоголя или наркотиков, или если у преступника не все дома. — Для наглядности Рэмси постучал по виску скрюченным от артрита пальцем. — Но тот парень был другим. Он сделал это, чтобы получить страховку. Пытался инсценировать, как теперь говорят, «незаконное вторжение в дом». Не стану вдаваться в детали, но я начал «копать». И занимался этим целых три года. Пока наконец не собрал достаточно доказательств для ареста. Может, конечно, их бы и не хватило для признания его виновным в суде, но сообщать ему об этом было не обязательно, так ведь?

— Наверное, — согласилась Дарси, разливая дымящийся кофе. Она решила не добавлять себе сливок. И выпить как можно быстрее. Тогда кофеин быстрее поможет встряхнуться.

— Спасибо, — поблагодарил Рэмси, принимая от нее чашку. — Большое спасибо. Вы — сама доброта. Горячий кофе в холодный день — что может быть лучше? Разве что подогретый сидр с пряностями, другого даже представить не могу. Так на чем я остановился? Ах да, точно! Я рассказывал о Дуайте Шемину. Это было к югу от Хейнсвилль-Вудс, что у границы округа.

Дарси пила кофе и разглядывала Рэмси поверх чашки. У нее вдруг возникло ощущение, какое испытываешь только при долгом браке — вполне приличном, но не без проблем. Как в старой шутке: «Она знает, что он знает, а он знает, что она знает, что он знает». Это было похоже на зеркало, в котором отражается другое зеркало, а в нем еще одно, и все они уходят в бесконечность. Оставалось только выяснить, как он собирался распорядиться своим знанием. Что он мог сделать.

— Так вот… — Рэмси поставил чашку и начал машинально потирать больную ногу. — Я тогда решил спровоцировать этого парня. В том смысле, что раз у него на руках кровь женщины и двух детишек, я посчитал возможным сыграть не по правилам. И это сработало! Он бросился бежать, а я стал преследовать, и мы оказались в Хейнсвилль-Вудс, где, как поется в песне дальнобойщиков, «на каждой миле свой могильный камень». На повороте он врезался в дерево, а я — в него. И в результате получил больную ногу и стальной штырь в шею.

— Мне очень жаль. А чем это закончилось для того парня? Что он «заработал»?

Глаза Рэмси блеснули, а уголки губ чуть дрогнули и поползли вверх, растягивая сухие губы в ледяную улыбку.

— Он заработал смерть, Дарси. Избавил штат от необходимости оплачивать ему полный пансион в тюрьме Шоушенк лет сорок или пятьдесят.

— Вы совсем как «Небесная гончая»,[74]мистер Рэмси, верно?