Рай Сатаны - Виктор Точинов

Учитель и мудрец ухмыльнулся, показав темные гнилые зубы. И изрек нечто, не совсем мудрое и праведное:

– Всё же зря я тебя, утырка, на махан не пустил в Хатанге…

Препараты из аптечки помогли лишь отчасти. Лайза говорила быстро, возбужденно, никакого сравнения с той едва ворочающей языком женщиной, что с трудом доплелась до стоянки Ивана.

Показать мне рану она категорически отказалась – не время, дескать, если все пройдет удачно, появится смысл заниматься врачеванием, а если нет, то… Встать Лайза так и не смогла, хотя дважды пыталась… И выдавала мне последние инструкции, лежа у погасшего костра.

– Ты все запомнил? Все? Возьми, на всякий случай здесь записаны все коды, и даже нарисовано, куда нажимать.

Я кивнул, взял черный плоский футляр и повесил на шею. Какой именно случай она именует «всяким», не стал уточнять. Она и сама не знает, в каком состоянии окажутся мои мозги, когда я доберусь до мертвой зоны «Сатаны». И я не знаю, и никто в целом свете не знает… Даже аборигены, что как-то притерпелись и живут на периферии облучаемой зоны, на склонах Долины Мертвых, не знают. Они сродни людям, принимавшим яд крохотными, но постоянно увеличиваемыми порциями, чтобы приобрести иммунитет к смертельной дозе. Но и для них приближаться к модулю смертельно опасно.

Дойти до «Сатаны» мог только я, так уж сложилось. Кудесники из ЦВГ, запихавшие в мой организм аналог автопилота, позволяющий шагать даже в бессознательном состоянии, едва ли рассчитывали на такое его применение… Дойти-то дойду, но будет ли дошедший все еще мною? Загадка природы.

Полог чума откинулся, появился Иван, мой проводник в Страну Мертвых. Узнал я его не сразу, да и мудрено было: исчезла меховая национальная одежда, исчезли меховые не то унты, не то валенки, – бесформенные, цилиндрические.

На последнем энце красовался пиджак древнего-древнего покроя, на груди поблескивало какое-то украшение. Брюки-галифе заправлены в начищенные сапоги, на голове кепка. Длинные черные волосы с белой прядью, собранные на затылке в «конский хвост», несколько дисгармонировали с общим имиджем, но впечатления не портили.

Талию Ивана стягивал ремень с латунной бляхой, на нем – три брезентовых подсумка ископаемого вида. За спиной висел карабин. Никакой другой поклажи потомственный шаман не взял.

Когда он подошел, я разглядел вблизи «украшение», вспомнил историю, рассказанную этнографом, и спросил:

– Трудовое Красное Знамя?

– Кто как зовет… Большие начальники «знамя» называли. Простые русские «шестеренка» называли. Я «бдыбильдо» зову.

– От прадедушки достался? Или от прапрадедушки?

– Зачем от дедушки? Большой начальник Шорохов мне давал.

Шорохов, значит… Главный чекист Таймыра… Почти два века назад…

– Понятно… – сказал я. – А совсем как новый.

– Берегу, редко достаю. Сегодня можно. Пошли?

– Пошли…

– Нам пора, – сказал я Лайзе по-немецки. – Надо спешить. Постарайся уснуть. Когда проснешься, мы уже вернемся.

Я намеренно говорил коротко и деловито. Хотел избежать долгих прощаний. Поскольку подозревал, что прощаемся мы навсегда. Лучше не растягивать такие моменты.

– Подожди, – остановила меня Лайза, когда я уже шагнул вслед за шаманом-орденоносцем. – Давно хотела сказать…

Тщательно выговаривая, она произнесла три слова на русском.

Так и знал, что ее познания в великом и могучем глубже, чем «привет» и «спасибо». Как бы иначе столковалась с Иваном?

Тарантул парил в небе. А профессор Птикошон остался на земле – сброшенная пустая шкурка, личина, отслужившая свое.

Он любил летать на воздушных малютках – никакого сравнения с вертолетом или стратопланом, где слишком много слоев металла и пластика отделяют человека от живого синего неба…

Туман остался позади, туман жался к Бырранге, а здесь было хорошо – солнце, безоблачное небо, встречный поток свежего воздуха… Летел бы и летел, до самого конца, до цивилизованных мест. Увы, даже при благоприятных условиях дальше чем на двести километров на мотодельтаплане этой модели не улететь, если не ставить дополнительный бак. Он бы поставил, но взлетный вес и без того получился предельным – сзади, на пассажирском месте, стояла добыча, весившая немало.

Так что стоило подумать о приземлении, не сжигая остатки топлива. При полетах на мотодельтаплане обычно не возникает проблем с выбором места для вынужденной посадки: крохотный аппарат может приземлиться на дороге, на площади, на ровной и гладкой лужайке.

Беда в том, что дорог и площадей внизу не имелось. А гладкость тундры вызывала сильные сомнения… Но Тарантул привык заранее просчитывать такие моменты.

Приземляться было рискованно – и он приводнился на поверхность небольшого тундрового озера. Аппарат был комбинированный, у пилота имелась возможность надуть поплавки-баллоны прямо в полете.

Птицы, в изобилии гнездившиеся на берегах, тучей поднялись в воздух, но быстро расселись по местам, дичь здесь обитала непуганая.

Все шло хорошо. Просто идеально. Тарантулу это не нравилось, он бы предпочел какую-нибудь возникшую по ходу дела каверзу, преодолимую, разумеется, – в качестве искупительной жертвы судьбе.

Вода казалась черной, а небольшое по размерам озерцо – бездонным. Иллюзия, объясняемая цветом донного грунта, но Тарантул чувствовал себя не совсем в своей тарелке. А вдруг тот бред, что он бойко излагал в ипостаси профессора Птикошона, неожиданно окажется правдой? И из глубины вынырнет огромная, древняя и зубастая тварь? Вот уж случайность так случайность… Непредвиденная.

Чушь, конечно же… Всю теорию о гигантских земноводных он слепил, не особенно утруждаясь, черпая информацию из Сети. Полазал по древним сайтам, уже несколько лет необновляемым, кое-какие данные подкорректировал, кое о чем не стал упоминать, кое-что присочинил, – и до чего же складно получилось! Настоящие криптозоологи, подозревал Тарантул, работают по той же схеме.

Разумеется, единственное доказательство – последние кадры, переданные якобы сожранной псевдощукой – фальшивка, сработанная заранее, еще на Большой земле…

Всё так, но на озере Тарантулу было тревожно. Мерещился чужой и чуждый взгляд, устремленный снизу сквозь толщу воды.

Не заглушая двигатель, он подогнал аппарат к берегу, высадился и выгрузил багаж, а затем без сожалений затопил мотодельтаплан.

Предстояла последняя фаза операции, самая ответственная.

– Баг! Вернулся! Вернулся, мать твою!

Абдулла-хаджи обернулся на крик. Он не знал подбегавших. И прошел бы мимо, не тронув их, – Учитель послал его исполнить важное и срочное дело, заниматься пустяками недосуг.

Но они не отставали, называли Абдуллу какой-то гнусной кличкой, более подходящей для собаки, один из них протянул свою грязную лапу и схватился за белую галабею, оставив пятна…