И никакая сила в мире... - Лори Макбейн

– Что вы, ваша милость, это честь для нас, – почтительно забормотал Сэм Лескомб, не сумев, однако, скрыть радости. Теперь, когда его милость и все семейство покинут наконец его трактир, и он, и Дора смогут спать спокойно.

– Не думаю, что вам стоит так уж тревожиться из-за Джека Шелби, – продолжал между тем Данте. – Скорее всего теперь он не сможет думать ни о чем другом, кроме как отомстить мне. Ему будет просто не до вас. А кроме того, слишком уж ваш трактир удобен для этих бандитов, поэтому они не рискнут поджечь его в отместку, – успокоил трактирщика Данте. Эти доводы не очень-то убедили старого Сэма, а кроме того, добрый старик искренне тревожился за жизнь самого Лейтона и его семьи.

Рея ужаснулась, лишь только ее испуганные глаза встретились с угрюмым взглядом мужа. Он поняла, что Данте все еще переживает миг, когда лицом к лицу столкнулся со старым врагом и знал, что жизнь Шелби – в его руках.

Эта мысль действительно не давала Данте покоя. Словно разговаривая сам с собой, он пробормотал едва слышно:

– Да, тут большие перемены, но кое-что остается прежним. Я все еще хозяин здешних земель и не позволю этому негодяю запугать меня. И клянусь вам, Сэм Лескомб, отправлю Детей сатаны вместе с их главарем прямехонько в преисподнюю, если только им придет в голову появиться где-нибудь в окрестностях Мердрако. Клянусь своей бессмертной душой!

Огромное чувство облегчения охватило трактирщика. Здесь, в округе, большая часть земель принадлежала сэру Майлзу Сэндбурну, включая и те, которыми некогда владели Лейтоны, так по крайней мере всегда казалось Сэму. Старик задумчиво потер заросшую щеку. По мере того как слова Лейтона проникали в его сознание, рос и благоговейный страх, который он испытывал перед этим человеком. Он не сомневался, что Данте Лейтон нажил себе могущественного врага, ведь перемены, которые задумал новый хозяин Мердрако, кое-кому очень не понравятся, угрюмо подумал Сэм. Не в силах оторвать глаз от прелестного лица леди Реи, Сэм со страхом понял, что и его собственная жизнь, вполне возможно, будет хладнокровно принесена в жертву, коль скоро Данте Лейтон сочтет это необходимым, чтобы сокрушить своего врага. А Рея с такой беспредельной любовью и преданностью смотрела на мрачное, как грозовая туча, лицо мужа, что трактирщик, внезапно смутившись, отвел взгляд, словно позволил себе нескромность вторгнуться в нечто не предназначенное для посторонних глаз. И он невольно задал себе вопрос: а что будет с ней, если удача отвернется от человека, которого она любит с такой страстью и который готов на что угодно, лишь бы вернуться в Мердрако?

Злоба – привилегия ревнивой женщины.

Вильям Шекспир

Клочья серой паутины и толстый слой пыли. Глубоко въевшаяся грязь и сажа. Пятна плесени и мокрая гниль. Все это исчезло, а сам домик выскребли от пола до потолка. Тщательно вымытые стекла стрельчатых окон снова стали пропускать свет, и солнечные зайчики весело запрыгали по стенам. Высокие потолки больше не скрывала унылая завеса паутины, а отполированный до зеркального блеска и натертый воском паркет ослепительно сиял.

Огромный камин в углу комнаты был тщательно вычищен, старую золу выбросили вон, и теперь в очаге ярким пламенем горели сухие поленья. Приятное тепло наполнило комнату, сразу стало по-домашнему уютно. Сорванные чьей-то рукой роскошные гобелены вновь украсили стены, радуя глаз изысканными переливами красок.

Бархатные и шелковые драпировки тщательно вытряхнули и проветрили на солнце, а на постели положили новые, хорошо набитые перины. Их застелили льняными простынями, привезенными из Камейра, которые хранили тонкий аромат лаванды. Старинные мечи и выщербленные в схватках щиты сняли со стен, где они покрывались пылью век за веком, потускневшие и забытые всеми, тщательно отполировали, и очень скоро оружие уже красовалось на украшенной искусной резьбой деревянной стене.

Метелки и щетки, метлы и скребки, щелок и пчелиный воск – все это так и мелькало в руках неутомимых слуг и служанок, которые трудились не разгибая спин от рассвета и до заката, чтобы как можно скорее сделать запущенный дом пригодным для жилья. Ведь он должен был стать домом не только для маркиза и его супруги, но и для всех их до тех пор, пока Мердрако вновь не превратится в роскошное поместье, каким оно было прежде.

И по мере того как благодаря их усилиям охотничий домик возвращался к жизни, всеми понемногу овладевало приподнятое настроение, и день-деньской вокруг слышались песни и звенел веселый смех. Ведь если не считать кучера и угрюмого камердинера Алистера Марлоу, ни один из этих молодых людей никогда не уезжал далеко от дома. Для них домом всегда был Камейр. Все случившееся для этой беспечной молодежи было не больше чем приключение, и они от души наслаждались им.

Пришел однажды я домой, Был трезв не очень я, Гляжу, в конюшне лошадь, Где быть должна моя.

Своей хорошенькой жене, Обиды не тая:

– Зачем чужая лошадь там, Где быть должна моя?

– Что?! Где же лошадь ты узрел? Шел бы лучше спать!

Корова дойная стоит, Что привела мне мать!

Во многих странах я бывал, Объездил все края, но вот коровы под седлом нигде не видел я! Пришел однажды я домой, Был трезв не очень я, Гляжу – а в доме сапоги, Где быть должны мои.

Своей хорошенькой жене, Обиды не тая:

– Зачем под шкафом сапоги, Где быть должны мои?!

– Что?! Где ж здесь сапоги?! Шел бы лучше спать! Галоши грязные стоят, что принесла мне мать!

Во многих странах я бывал, Объездил все края, Но пряжек на галошах нигде не видел я!

Алистер Марлоу весело ухмыльнулся, заметив, что невольно водит щеткой по стене в такт старинной балладе, которую кто-то распевал под окном. Сам Алистер балансировал на лестнице, изо всех сил стараясь оттереть скопившуюся на стенах грязь. Его предложение помочь вызвало всеобщее удивление, ведь предполагалось, что джентльмену неприлично заниматься уборкой как простому слуге. Но случайный прохожий удивился бы еще больше, заметив маленького кривоногого человечка, яростно скребущего ножом поверхность кухонного стола, в то время как два темноволосых паренька старательно полировали деревянную резную балюстраду лестницы. Высокий молодой джентльмен со сбившимся галстуком и растрепанными золотистыми волосами с похвальным усердием, но практически безрезультатно пытался смыть грязь с окон, выходящих на залив и украшенных геральдическими знаками. А под окном тоненькая девушка с такими же взъерошенными золотистыми кудрями, которые кольцами выбивались из-под съехавшего набок чепчика, щелкала ножницами, обрезая кустарник и цветы в заросшем сорняками саду. Единственный, кто в эту минуту не был занят делом, – это лорд Кит, мирно дремавший неподалеку от матери. Солнечные лучи золотили его головенку, пробиваясь сквозь кружевную занавеску, наброшенную на колыбель.

Ловко и быстро, словно матрос по такелажу, широкоплечий мужчина вскарабкался на самый верх здания и принялся прикреплять знамя к шесту на дозорной башенке. Его небрежно сброшенная рубашка из тончайшего батиста осталась висеть на каменном парапете. Солнце тысячекратно отражалось в бесчисленных узких окнах дозорной башни, ослепительно сверкало в вымытых до блеска стеклах, и человек, горделиво окинул взглядом плоды своих трудов. Похоже, тряпка и мыло были ему так же знакомы и привычны, как компас и шпага.