Сидящие у Рва - Сергей Смирнов

Помогая себе руками, Уггам освободил ноги и поднялся.

Наверное, была ночь. Он густо сплюнул сладковатой пылью, вытянув руки, двинулся вперед.

Стена. Пустота. И снова стена.

Уггам вгляделся, но тьма стояла вокруг так плотно, словно голову ему обернули кожами.

Он прошел по проходу на дрожащих от слабости ногах. Стена повернула вправо — и он двинулся вправо. Почувствовав дуновение свежего воздуха, взмок от напряжения и присел, чтобы не упасть. Под ногами была лужа. Может быть, дождь просочился сюда, в подземелье. Уггам закрыл глаза, а когда открыл — увидел в луже звезду. Она одиноко мерцала в черной тьме, и Уггам вдруг догадался: поднял голову — вверху было небо.

Перевернувшись на живот, он пополз куда-то вбок и вверх.

Ободрал руки об обломки каменной стены, и, достигнув чего-то теплого и твердого, закрыл глаза. Впрочем, он мог закрыть лишь один глаз.

Прошло много времени, пока он очнулся и перевернулся на спину.

Звездное небо. Зубцы укреплений. Он находился во дворе собственного дворца, и теперь вспомнил, как оказался в подземелье: когда хуссарабы ворвались в пролом последней, внутренней стены, он и Таруах, тащивший на спине человеческий обрубок — хуссарабского посла — стали спускаться вниз. К тому времени защитников во дворце почти не оставалось. Сам Уггам получил несколько ран и стрелу, выбившую глаз.

Они спускались все глубже, миновали клети, в которых хранились запасы вина и зерна. Хуссарабы подожгли дворец; едкий удушливый дым проник в подземелье. Они не успели добраться до подземного хода. Перекрытия дворца рухнули, пробив подвальный этаж. Хуссарабы проникли в подземелье, и здесь состоялась последняя схватка, которую Уггам помнил смутно. Кажется, он не сумел отразить удар палицей, которой орудовал гигант-хуссараб. Этот удар — последнее, что помнил Уггам. Почему-то его не вытащили наверх вместе с послом…

Впрочем, посол был чуть жив, и, может быть, погиб в этой последней схватке. Или, может быть, Таруах успел прирезать его — вонючий, гадостный обрубок…

А может быть, битва еще продолжается где-то на улицах города?

Уггам прислушался, но услышал лишь собственное прерывистое дыхание. Потом вдруг услышал шорох и пересвистывание. Он приподнял голову: по двору, меж раскиданных трупов и опрокинутых повозок, шныряли огромные крысы с горящими глазами. Уггам застонал и снова потерял сознание.

* * *

Было утро. В синем небе, над зубцами стены, тускло светилась ущербная луна. Ветерок обдувал лицо Уггама и шелестел обрывками полусгоревших свитков из разоренного архива дворца.

Уггам подполз к лежавшему навзничь воину с огромной зияющей раной на затылке. Отстегнул от пояса глиняную флягу, отпил — это было превосходное вино из монастырских виноградников.

Уггам взглянул на воина: Харрух, десятник из охранной сотни.

Харрух знал толк в вине.

Уггам поднялся на ноги со второй попытки. Пошатываясь, побрел к выгоревшему проему ворот.

Здесь, у ворот, тоже лежали воины и женщина — старуха-служанка. Уггам подумал, стоя над ней. Потом нагнулся, вытянул из-под черного платья белую рубаху. Поискал взглядом — и увидел кинжал. Надрезал ткань, оторвал полоску. Кое-как обвязал ею лицо, прикрыв саднящую рану там, где должен был быть левый глаз. Кинжал сунул за пояс, вооружился обломанным древком копья и, опираясь на него, вышел со двора.

В городе царила небывалая тишина. Кое-где в прозрачное небо поднимались ручейки дыма. Уггам прошел по пустой улице и увидел колодец. У колодца сидела седая женщина в разорванной одежде.

— Где хуссарабы? — спросил Уггам.

Старуха молчала.

— Ты знаешь меня? — снова спросил Уггам.

Старуха открыла рот и замычала. Во рту шевелился запекшийся обрубок языка.

* * *

Выгоревшие изнутри здания, потрескавшиеся от жара камни, вздувшиеся трупы на мостовой… Уггам шел мимо, обходя трупы и опрокинутые повозки. Время от времени он останавливался, чтобы перевести дыхание и оглядеться: ему чудилось, что за ним следят чьи-то внимательные глаза. Может быть, кто-то из уцелевших жителей прятался в развалинах?

Он дошел до монастыря Двух Эпох, вспомнив, что хуссарабы уважают жрецов. Но увидел нескольких звездочетов, повешенных в узких оконных проемах. Звездочеты были едва ли не самыми мирными из священнослужителей. Они занимались только математикой и астрономией, вычисляя циклы, когда одна эпоха сменяет другую, когда приходит время созидать и время разрушать. Они ошиблись, полагая, что эпоха Аххумана в самом разгаре. Эпоха закончилась…

Ветерок донес тошнотворный запах разложения. Уггам повернулся и торопливо зашагал прочь, постукивая обломком копья об уцелевшие камни мостовой. Часть камней осажденные успели использовать для камнеметалок.

Через пролом в стене он вышел в Нижний город. Здесь тоже повсюду валялись неубранные трупы, а запах тления был сильней.

Уггам достал фляжку, допил остаток вина. Бросил фляжку; она раскололась.

Когда он поднял голову, он увидел трех всадников-хуссарабов.

Они не спеша ехали прямо к нему. Уггам с тоской огляделся: вокруг глухие глинобитные стены, узкая улочка, по которой не убежать…

Он снова повернулся к воинам. Подумал, что можно попытаться перелезть через стену, в один из маленьких внутренних двориков, и, если повезет, затеряться в лабиринте скученных построек Нижнего города…

Ловко брошенный аркан захлестнул горло. Уггам выронил свой посох.

Всадник натянул повод, разворачивая коня, и Уггам стал быстробыстро перебирать ногами. Но не успел за конем: внезапно мир перевернулся и он со всего размаху ударился оземь.

* * *

Это новое пробуждение было наполнено еще большей болью, чем первые два. Сквозь кровавую пелену Уггам пытался разглядеть окружающее. Темные фигуры плыли над ним; казалось, что это парят гигантские черные стервятники.

— Правитель Уггам! — произнес четкий голос, и Уггам, ценой невероятного напряжения, сумел разглядеть говорившего.

— Ты оказал сопротивление хуссарабам, пытал и мучил нашего посла. В назидание ты будешь казнен особым способом: тебе раздавят голову.

Уггам закрыл единственный глаз. Он не хотел ничего видеть и слышать, но кто-то плеснул ему в лицо воды.

— Смотри, смотри, бывший правитель! Смотри на эти доски: между ними будет зажата твоя голова. Вот эти винты начнут медленно вращаться, и доски будут сближаться, покуда череп не станет трескаться, как яйцо. Но это будет происходить очень, очень медленно…

Уггам слегка приподнял голову. Руки и ноги его были привязаны к деревянному решетчатому помосту. А над помостом стоял Хуараго и улыбался своей самой мерзкой ухмылкой.

— Ты слышишь меня, бывший правитель Хатабатмы и всей Долины Зеркальных Озер? — спросил Хуараго, приблизив лицо так, что Уггам мог бы достать его плевком.