Делай, что хочешь - Елена Иваницкая

...................

«Кто здесь?!» – вскрикнула дежурившая Нина. Заговорила с кем-то через окно. Старый Медведь пошел отворять. Что такое? Я не расслышал, но был уверен, что это щенок Санди, не выполнивший обещания спрятаться до приезда прокурора. На пороге, одетый в боевое, с карабином через плечо, возникает – я не сразу узнаю в полутьме… это Феликс!

Он пришел нас охранять! Потому что ему не нравится, что происходит! Он останется здесь! Защитником и свидетелем! Так нельзя! Что делается в городе? Он не позволит! Нам тут жить! У него будет сын!

Как же ему позволило его женское царство, жена и обе тещи, мать с бабушкой? Я не спрашиваю, но встаю и пожимаю храбрую руку. Отвага течет ему медом по сердцу: Нина и Герти плачут, Марта что-то горячо говорит, Юджина и Старый Медведь обнимают его и уводят. Долго не возвращаются.

Я понимаю то, что мог бы и раньше понять: скоро сюда придет еще один человек. Дон Довер. Он непременно придет. А Феликса уговаривают уйти. И он уходит, оставив карабин. Мы молчим, а молчать тяжело. «Расскажи сказку, доченька», – командует Старый Медведь. Сказку? Оказывается, легче слушать, чем молчать. Я дежурю. Тихо-тихо за окнами. Шиповник еще цветет. В догорающем свете фонарей листья кажутся синими, а цветы кровавыми. Сказка. То слышу, то не слышу.

… Он и она. Он так ее любил, что всех сокровищ мира… Обручился с ней и ушел в море. Он думал, что его жизнь осталась на берегу в ее сердце. Он верил, что с ним ничего не случится, он счастливо возвратится, поэтому и судьбу корабля он охраняет, как талисман.

А на далеком берегу в ее доме пели скрипки, заливалась гармоника, звенел тамбурин. Играли свадьбу. Она выходила за другого. Веселье кипело. Плясали все быстрей, словно весь дом вертелся. Воздух потемнел. Люди уже не узнавали друг друга, но никто не мог остановиться. Вдруг дом покачнулся, словно корабль в бурном море, и стал погружаться в волны земли. Кто смог опомниться, бросились к дверям и окнам, без памяти выскочили наружу и увидели. Увидели, что над тонущей в земле крышей вьются черные мурины, щелкают железными зубами. И дом исчез в глубине земли, словно в пучине морской.

А вольнокрылый корабль счастливо возвратился в родную гавань. И смелый моряк все узнал. Тут иногда рассказывают совсем наивно. Узнал, что сама земля покарала измену. И он женился на девушке, которая его любила и ждала. И стали они жить-поживать, деток растить.

Но рассказывают и по-другому. Он пришел туда, где стоял провалившийся дом, и сказал: «Ты была мне дороже всех сокровищ мира, любовь к тебе спасла меня от змея морского…»

Что-то мелькнуло за окном. Белый взмах сквозь синюю тьму, как гребешок на волне.

– Там Дон Довер, – говорю я, хотя не вижу, кто там. Вскрик в комнате. И голос Дона за дверью.

Теперь нас семеро. Но Дон тоже уверен, что нападут. Что-то происходит, несмотря на успокаивающий приказ коллегии. Всю ночь свет в окнах штаба, движение вокруг экспедиции, на почте строгий надзор. Но – Дон говорит:

– Я послал телеграмму твоему дяде.

Мы вдвоем объясняем, что за телеграмма. Дон рассказывает, как пробирался к нам. Его никто не видел. Он давно уже здесь. Укрывался под дубом-великаном. На подступах они не караулят. Но нападут, хотя в штабе какой-то бешеный спор. У них раздрай, это точно, Дон узнал своими путями.

Отвратительный страх давит, душит меня. Я пристыл к окну. Куст шиповника заволновался. Поднимается ветер. В синем брезжит серое. Если нападут, то поскорей бы. Стискиваю стучащие зубы. Чего я боюсь? Самое страшное на свете – это попасть в палаческие лапы всей семьей. Они убьют Юджину. Ее они убьют, а Старого Медведя заставят признаться в чем угодно, чтобы спасти младших.

– Пусть нападают, – говорит Старый Медведь. – Нас не возьмешь, и мы не на острове. Нельзя же штурмовать дом на глазах у всей границы и у прокурора с капитаном.

– Вот они, – говорит Дон.

Страх отлетает. Я тоже смотрю в окно, но ничего не разбираю в сине-сером сумраке.

– Четыре, – говорит Старый Медведь.

Что – четыре? Все спокойны. Разбирают оружие. Я тоже протягиваю руку. Касаюсь затвора, он холодит пальцы. Так и стою с застывшей от холода рукой. Марта уходит к себе в комнату, окно которой смотрит на другую сторону. Старый Медведь и Юджина становятся у окон справа и слева от меня. Нина подвигает треногу к окну, старательно устанавливает винтовку в желоб. Герти раскрывает на столе санитарный ящик. Дон кивает – нужно взять карабин. Но я не могу. Тогда он кивает по-другому, обнимает меня за плечи и вместе со мной отступает в дальнее межоконье.

Четыре черных зрачка глядят сквозь решетки. Я словно бы вижу мх снаружи. А изнутри вижу за окнами смутное движение каруселью вокруг дома. Потом долгое темное шевеленье. Держатся подальше. Спешились и прячутся за лошадьми. Или мне только кажется. И ветер, кружится ветер.

Старый Медведь снимает рупор с крючка, говорит: «Кто здесь? Что надо?» Даже забинтованное ухо слышит. Снаружи ветер приносит обрывки криков. «Не приближайтесь, – говорит Старый Медведь. – Мы в своем доме. В нападающих стреляем».

От смутно шевелящейся толпы отделяется черная фигура. Вскидывает руки. Опускает. Идет, прихрамывая. Это Андрес. Он сдирает черную повязку со лба, отбрасывает. И я сдираю повязку с уха. Тонкий укол боли. Стаскиваю вторую. Нос забит марлевыми жгутами, они безобразно высовываются. Какие заботы в такой момент!.. Натягиваю бинт обратно.

– Слышно?! – кричит Андрес.

– Да. Не подходите.

– Ордер на арест! Обеих старших! Предлагаю подчиниться добровольно.

– Кто подписал?

– Я подписал!

Подсказываю: «Не полномочен», – хотя черт его знает, полномочен или нет, если опять объявили какую-нибудь степень опасности. Но сейчас не важно.

– Не полномочен! – уверенно повторяет Старый Медведь. – Подчинимся только прокурору и начальнику следственной группы. Сдадимся только в присутствии прокурора и капитана.

Там, в толпе, движение и крики. Еще один человек решительно идет к нам. Молодой ополченец. Черные лихие усы, черная косынка. Он в боевом. Но без винтовки. Кто это? На границе памяти встает что-то радостное. Отчетливая мелодия. Скрипка. Львица. Солнечный бог.

– Стреляйте, если хотите! – кричит ополченец. – Убили брата, теперь и меня убьете?

Вспомнил: это Зора, брат Ларса. Он подходит под самые окна.

– Я должен знать правду! И вы ее скажете!

– Мы тоже хотим знать правду, – отвечает Старый Медведь. – Но мы для этого требуем прокурора, следствия и суда, а вы ночью нападаете на мирный дом.

Герти бросается к окну, кричит: «Зора, Зора! Мы не убивали твоего брата! Андрес, ты сам этому не веришь!» Старый Медведь отталкивает ее себе за спину. Она кричит «Зора! Андрес! Неправда!» Плачет.

– Его взяли с поличным, – говорит Зора. – А вы, если не все, то старшие сестры, знали и участвовали.