Чернильная кровь - Корнелия Функе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Мегги стало вдруг легко на сердце, совсем легко. «Все будет хорошо! — шепнуло что-то внутри нее, впервые с того дня, как Сажерук показал ей записку Резы. — Все будет хорошо». Она смущенно утерла слезы.
— Оружие, которым ранен твой отец… Моя лекарка говорит, что это должна быть страшная вещь, — продолжал Хитромысл. — Надеюсь, это не какое-нибудь дьявольское изобретение, над которым тайно работают кузнецы Змееглава!
— Нет, это оружие сделано совсем в другом месте, — сказал Сажерук.
«Оттуда ничего хорошего не приходит», — было написано у него на лице, но Мегги не хотелось сейчас думать о том, каких бед могло наделать ружье в этом мире. Все ее мысли были сосредоточены на Мо.
— Моему отцу, — сказала она Хитромыслу, — очень понравилась бы эта комната. Он любит книги, а у вас они замечательные. Правда, он, наверное, сказал бы вам, что некоторые из них нужно заново переплести и что вон тот томик не проживет долго, если вы не сделаете что-нибудь с жучками, которые его едят.
Хитромысл взял в руки книгу, на которую показывала Мегги, и погладил страницы точно так же, как это всегда делал Мо.
— Перепел любит книги? — спросил он. — Необычное пристрастие для разбойника.
— Он не разбойник, — сказала Мегги. — Он врач, как и вы, только лечит не людей, а книги.
— Правда? Значит, Змееглав действительно схватил не того человека? Тогда, выходит, неправда и то, что рассказывают о твоем отце — будто он убил Каприкорна.
— Нет, это как раз правда. — Сажерук посмотрел в окно, словно видел за ним площадь в деревне Каприкорна. — И единственное оружие, которое ему понадобилось для этого, был его голос. Надо тебе как-нибудь послушать, как он или его дочь читают вслух. Поверь, ты после этого посмотришь на свои книги другими глазами. Может быть, ты навесишь на них замки.
— Правда? — Хитромысл посмотрел на Мегги с таким интересом, словно хотел узнать побольше о смерти Каприкорна, но тут в дверь постучали.
На этот раз за ней раздался мужской голос:
— Вы идете, учитель? Мы все приготовили, но лучше, если резать будете вы.
Мегги заметила, как побледнел Фарид.
— Сейчас приду! — откликнулся Хитромысл. — Иди вперед, я тебя догоню. Надеюсь, я смогу однажды приветствовать в этой комнате твоего отца. — Ты права: моим книгам нужен врач. Есть у Черного Принца план, как спасти пленных? — Он вопросительно посмотрел на Сажерука.
— Нет. Не думаю. А о других пленных ты что-нибудь слышал? Там среди них мать Мегги.
Мегги кольнуло, что не она, а Сажерук спрашивает о Резе.
— Нет, о других я ничего не знаю, — ответил Хитромысл. — А сейчас прошу меня извинить. Белла вам, конечно, уже сказала, что лучше вам оставаться в этой части дома: Змееглав тратит все больше серебра на шпионов. От них теперь нигде не укрыться, даже здесь.
— Знаю.
Сажерук взял в руки одну из книг, лежавших у цирюльника на столе. Это был травник. Мегги представила себе, с каким вожделением воззрилась бы на него Элинор. А Мо провел бы пальцем по нарисованным листьям, как будто пытаясь почувствовать кисть, так тонко изобразившую их на бумаге. А Сажерук, о чем думал он? О травах на грядках Роксаны?
— Поверь, я не явился бы сюда, если бы не то, что произошло на мельнице, — сказал он. — На этот дом мне совсем не хочется навлекать опасность, и мы сегодня же уйдем отсюда.
Но Хитромысл об этом и слышать не хотел.
— Ну вот еще! Вы останетесь здесь, пока не заживет твоя нога и пальцы юноши, — сказал он. — Ты прекрасно знаешь, как я рад твоему приходу. А еще я очень рад видеть этого юношу рядом с тобой. У Сажерука никогда еще не было ученика, понимаешь? — сказал он Фариду. — Я ему всегда говорил, что свое искусство нужно передавать молодым, но он и слышать об этом не хотел. А я свое передаю многим и поэтому вынужден сейчас вас оставить. Я должен показать ученику, как отрезают ногу, не убив человека, которому она принадлежит.
Фарид ошеломленно посмотрел на него.
— Отрезают? — прошептал он. — Как это отрезают?
Но Хитромысл уже прикрыл за собой дверь.
— Разве я тебе не рассказывал? — Сажерук провел рукой по больной ноге. — Хитромысл — мастер пилить кости. Но мы, пожалуй, лучше оставим свои пальцы и ноги при себе.
Обработав ожоги Фарида и ногу Сажерука, Белла отвела всю троицу в отдельную комнату у самых ворот, через которые они вошли. Мегги радовала перспектива провести наконец ночь под крышей, зато Фариду эта мысль совсем не понравилась. Он сидел с несчастным видом на посыпанном лавандой полу и яростно жевал горький лист.
— А может, нам переночевать сегодня на пляже? Песок там, кажется, очень мягкий, — спросил он Сажерука, вытянувшегося на мешке с соломой. — Или в лесу?
— Я не против, — сказал Сажерук. — Но сейчас дай мне поспать. И перестань делать такое лицо, словно я завел тебя к людоедам, а то я тебе завтра ночью не покажу того, что обещал.
— Завтра? — Фарид сплюнул лист на ладонь. — А почему только завтра?
— Потому что сегодня слишком ветрено. — Сажерук повернулся к нему спиной. — И потому что чертова нога болит… Тебе нужны еще причины?
Фарид подавленно покачал головой, сунул лист обратно в рот и уставился на дверь, словно ожидая, что в нее сейчас войдет смерть собственной персоной.
А Мегги сидела в этой пустой комнате и твердила про себя то, что сказал Хитромысл о Мо: «Он чувствует себя неплохо, гораздо лучше, чем мы докладываем Змееглаву… Так что сейчас тебе не о чем тревожиться».
Когда стало смеркаться, Сажерук, хромая, вышел из дома. Он прислонился к столбу, поддерживавшему галерею, и посмотрел на Дворец Ночи, видневшийся на скале. Он неподвижно глядел на серебряные башни, и Мегги, наверное, в сотый раз задалась вопросом: может быть, он помогает ей только ради ее матери? Возможно, Сажерук и сам не знал ответа.
На моем челе проступает холодный металл,
Сердце сосут пауки.
А это: свет — он гаснет на моих губах.
Георг Траклъ. De profundis
Мина снова плакала. Реза обняла ее, как будто беременная сама была ребенком, и стала укачивать, напевая песенку, как делала иногда и с Мегги, хотя дочь была уже ростом почти такая же, как сама Реза.
Два раза в день приходила худенькая торопливая девочка, младше Мегги, и приносила им хлеб и воду. Иногда еще кашу, холодную и липкую, но сытную — эта каша напоминала Резе те времена, когда Мортола запирала ее в карцер за какой-нибудь проступок. Там кормили точно такой же кашей.