Шифр Магдалины - Джим Хоган

Когда, пораженный под корень,

Он станет последним, последним не став,

Один и со знаком священным на теле.

Тогда все земли те

В единую страну соединятся.

Он будет царствовать над ними,

Пока им не дарует сыновей навек,

Сам будучи безбрачен

И, словно мертвый, недвижим.

— Вы что, знаете апокриф? — удивленно спросил старик.

Данфи кивнул:

— Я его видел. Но мне кажется, его авторы явно промахнулись в этом последнем моменте.

— О чем вы?

— О том, что он будет безбрачен и в то же время будет иметь детей. Как такое возможно?

Гомелес нахмурился.

— Возможно, и притом очень легко.

— Каким образом?

— Я передал образцы спермы Институту евгенических исследований в Кюснахте. Еще шестьдесят лет назад. Она хранится там, законсервированная криогенным способом.

— Вы уверены?

Гомелес улыбнулся:

— Уж поверьте мне. Они никогда ничего не выбрасывают.

— В таком случае зачем вы нужны им? Обществу, я имею в виду. Почему бы им просто…

— В пророчестве все сказано достаточно ясно. Царство может быть возвращено только прямому наследнику, который будет «поражен под корень и со знаком священным на теле».

— Со священным знаком? — переспросила Клементина.

— У меня родинка особой формы на груди, — объяснил Гомелес. — Но это не все. Возвращение царства должно произойти при жизни последнего…

— Не ставшего последним, — напомнил Данфи.

— Абсолютно верно, — согласился Гомелес. — В свете всего здесь сказанного вы можете представить причины их энтузиазма по моему поводу.

Джек невольно улыбнулся.

— Меня беспокоит, — продолжал Гомелес, — только то, что я буду жить вечно. Пожалуйста, не смейтесь! Вы ведь видели полностью оборудованную больничную палату. Они будут поддерживать во мне жизнь до скончания века. И преисполнены решимости именно так и поступить. — Гомелес сделал паузу и поднял глаза вверх. — Вот мы и подходим к загадке вашего появления здесь. Что заставило вас прийти сюда?

Данфи взглянул на Клементину и пожал плечами.

— Собственно, нам и идти-то больше было некуда. Начиналось все в Лэнгли. Мы побывали в Цуге. И у меня появилось ощущение, что они будут следовать за нами, куда бы мы ни направились. Поэтому я решил, что должен поехать туда, где находится источник и причина всех моих проблем.

Гомелес кивнул.

— А вам не приходило в голову, что, возможно, вам придется убить меня?

Джеку стало неуютно из-за столь прямого вопроса. Клементина громко запротестовала.

— Признаться, подобная мысль у меня появлялась, — ответил Данфи.

Гомелес улыбнулся:

— В таком случае у меня есть к вам предложение.

И вновь Данфи и Клементина переглянулись.

— Послушайте, Бернар, я ведь не доктор Кеворкян,[108]— сказал Данфи. — Да, кстати, вы не так уж плохо и выглядите.

Гомелес рассмеялся.

— Я совсем не это имел в виду. Хотя, если бы я сказал, что устал от Лондона, вы бы поняли меня?

Клементина кивнула.

— Значит, вы устали от жизни?

Гомелес кивнул:

— Да, хотя я ведь никогда не бывал в Лондоне. — Он замолчал и задумался. — Как бы то ни было, я не хочу никакого насилия над природой. Итак, у меня есть для вас очень простое предложение: если я покажу вам выход отсюда, вы возьмете меня с собой?

— Конечно! — ответила Клементина.

— Но какой в этом смысл? — спросил Данфи. — Рано или поздно они нас найдут. И что тогда?

Гомелес покачал головой.

— Как только я умру, вы будете в безопасности, — сказал он. — С моей смертью все закончится.

— Что — все? — переспросил Данфи.

— Общество и его деятельность, — пояснил Гомелес. — Во мне заключен весь смысл его существования.

Данфи задумался.

— Я понял, к чему вы клоните… Но… я не хочу, конечно, показаться бесчувственным негодяем… но… э-э… это ведь может занять определенное время.

— Джек!

Гомелес рассмеялся.

— Не беспокойтесь. Если мы отсюда уйдем, я долго не протяну. Я болен анемией. Без регулярных инъекций В-12…

— И все-таки куда мы отправимся? — не унимался Данфи. — Они ведь будут искать нас по всей земле, во всех странах.

— Конечно, будут, — согласился Гомелес. — Но как раз там нас и не будет.

— Что?!

— Нас не будет ни в одной стране на земле.

Старик появился в их спальне в два часа утра. За ним по пятам следовали его собаки.

— Пора уходить, — прошептал он.

Вместе они прошли в зал, а оттуда по винтовой лестнице — в библиотеку. Повернув налево у стеллажей с книгами по иудаизму, вошли в маленький кабинет, где Гомелес ловил сигналы из космоса. Он зажег свет, подкатил кресло к столу и выключил принтер. Затем повернул пару тумблеров и несколько дисков на анализаторе спектра. Зеленоватый огонек на осциллографе задрожал и взлетел вверх на шкале.

— Вы что-то ищете? — спросил Данфи.

— Частоту и амплитуду браслета, — ответил Гомелес. — Думаю, она равна примерно восьмистам пятидесяти килогерцам, но они ее постоянно меняют, и если я… если я ошибусь, то… стану убийцей.

Данфи и Клементина внимательно наблюдали за тем, как старик возится с аппаратурой. Время от времени бегунок на осциллографе резко взмывал вверх, и Данфи думал: вот оно! Но нет, не то…

— В Цуоце работает пиратская радиостанция, — сказал Гомелес, — и у егерей имеется рация. В здешних местах есть также парочка радиолюбителей и несколько военных станций. А, вот! Вот оно! Поймал! — Вынув небольшой блокнот из верхнего ящика стола, он сверил принятую частоту с той, что была записана в блокноте. — Та же, что была на прошлой неделе.

Он сунул руку в нижний ящик и извлек оттуда коробку для сигар. В коробке находился какой-то предмет, завернутый в кусок материи. Гомелес снял с него ткань.

— Что это? — спросила Клементина.

— Передатчик, — ответил Данфи. — Мне кажется, Бернар собирается продублировать сигнал на устройстве слежения. А потом заменит его. И будет создана полная иллюзия того, что он находится здесь, когда его уже здесь не будет.

— Великолепно, — откликнулся Гомелес, — только я уже давно это сделал. Сложность состояла не столько в том, чтобы определить несущую частоту, сколько в том, чтобы демодулировать ее. Сигнал закодирован…