Не путай клад с могилой - Андрей Дышев

Это был каторжный, рабский труд, который к концу дня вымотал нас настолько, что даже Влад мешком свалился в траву.

Несколько минут мы неподвижно лежали на подсохшем за день песке, не в силах пошевелить конечностями. Обмелевшая, растерявшая себя среди заболоченных островков, языков оползней и крупных камней река тихо журчала, как струя родника. По обе стороны от нас почти вертикально вверх взлетали отвесные стены. Невероятно изогнутые сосны каким-то чудом удерживались на рыхлом грунте. Края обрывов были покрыты кустами, и длинные зеленые пряди чубами свисали вниз.

Первой сделала усилие Анна. Шатаясь, она подошла к рюкзаку Влада, достала полиэтиленовый мешок, в который были завернуты папка с манускриптом и карта Карпат, и стала подсчитывать, сколько осталось до Медвежьего озера.

– Чуть больше трех километров, – сказала она. – Это пустяк. Это час ходьбы.

Влад крутил головой и сплевывал песок.

– Нет, – пробормотал он. – Не надо трех километров. Мы уже на месте…

Родная мать не утешила бы меня так, как Влад. Мы с Ладой вскочили на ноги, как солдаты по тревоге. И откуда только силы взялись?

– Где? Переведи дословно! – попросил я. Меня охватил азарт – это единственное, что может поднять на ноги даже умирающего. Пусть никакого клада нет, все равно, черт возьми, пришел час поставить точку в этой излишне затянувшейся истории с сокровищами последнего консула Солдайи!

– Не гоните лошадей, – попросил Влад, поднимаясь с песка. – Дайте дух перевести.

У него еще были силы, он устал меньше меня, но нарочно затягивал минуту своего триумфа. Лада, батюшка, Анна и я обступили нашу ученую обезьяну. Влад развязал тесемки на папке, бережно вытащил чудом не промокший манускрипт, перелистнул несколько страниц и, с ходу переводя, медленно зачитал:

– «Старший стражник, который был обязан все время находиться при графине, оставшись с ней наедине, поведал ей о своей встрече с лазутчиком разбойников. Они нас не тронут, сказал он ей, не коснутся даже руки вашей, не посмеют заглянуть внутрь вашей кареты и отпустят, не причинив вреда, всех стражников, если вы заплатите им золота, равного сумме в тысячу аспаров. Графиня, услышав это, сняла с пальца золотое кольцо с сапфиром, равное по размеру с лесным орехом, и отдала его стражнику со словами: „Скажи им, что отдать я могу только то, что принадлежит мне, и распорядись немедленно седлать коней“. После чего графиня позвала слугу и велела ему вынести из кареты ее дорожные вещи, а также взять с собой лопату и кирку и следовать за ней. Она привела его к тому месту, где стены ущелья наиболее смыкались, закрывая светило, отчего там даже в полдень июня было сумрачно и холодно. Поднявшись выше ручья, к большому камню, который по форме напоминал наполовину врытый в землю турецкий щит, графиня приказала слуге рыть глубокую яму, и он отрыл ее в том месте, где покоилась тень от камня, когда миновало три часа после полудня. Выполнив работу, слуга удалился, оставив графиню одну. Вернувшись к лошадям, графиня тотчас велела трогаться в путь…»

Влад замолчал и поднял голову.

– А что было дальше?! – в один голос закричали мы, заинтересованные уже не столько кладом, сколько судьбой графини.

– На правом берегу Медвежьего озера разбойники напали на карету. Графиню саблями порубили на мелкие куски и покидали их в озеро, а стражникам приказали лечь на землю и затоптали их лошадьми. Спаслось всего несколько человек, в том числе и слуга графини, со слов которого летописец и пересказал эту историю.

Мы помолчали. Анна вздохнула, батюшка перекрестился, Лада обошла нас, настороженно присматриваясь к стенам ущелья.

– Да, – сказала она. – Это самое узкое место.

– А где же камень? – спросил батюшка.

– Пусть Влад объяснит, как выглядел турецкий щит? – сказал я.

– Что-то вроде миски, – ответил Влад.

– Значит, камень должен иметь форму полусферы! – сказала Анна.

Мы пожирали глазами стремительно темнеющие стены. Я представлял себе что-то вроде тарелки гигантского радиотелескопа, наполовину врытого в землю, но вокруг нас ничего подобного не было. Пар выходил впустую. Апогей не наступал. Кружась на месте, мы по десятому разу просмотрели склоны. Камня не было. Физиономии наши вытягивались.

– Черт возьми, – пробормотал Влад, чувствуя, что его звездный час ушел безвозвратно. – Темнеет. Как бы не пришлось отложить поиски до завтра.

– До завтра нам придется отложить уже не поиски, а перестрелку, – мрачным голосом заметил я. – Того и гляди сюда сейчас заявится конкурирующая фирма.

– А почему мы решили, что за пятьсот лет рельеф местности останется неизменным? – сказала Анна. – Камень раскрошился, скала обвалилась, и сокровища унесло рекой.

– Может быть, вон тот камень? – махнул куда-то вверх батюшка.

Влад хмыкнул.

– И вы думаете, что графиня в своем платье, достающем до земли, смогла бы туда подняться?

– А ведь в самом деле, – задумчиво произнесла Лада, разглядывая кромку берега. – Скала разрушается, и кусочки породы наслаиваются на берегу. И камень мог оказаться зарытым по самую макушку.

– Тогда дело безнадежно! – Я все еще не мог избавиться от пессимизма. – Нам жизни не хватит, чтобы перекопать весь этот берег.

– Стоп! – поморщившись, сказал Влад. – Ерунда какая-то получается. Там написано, что от камня падала тень, а время было – «три часа после полудня», значит, час или два часа дня. А вы посмотрите на эти скалы! Здесь солнце можно увидеть только тогда, когда оно в зените. Через полчаса оно уже скроется за скалой, и никаких теней здесь не будет!

Мы снова задрали головы вверх. Слуга графини загадал нам ребус. Пятьсот лет спустя мы решили его разгадать.

– Значит, камень находится не здесь, – подытожил я.

– А где? – спросил батюшка.

– В том месте, куда в три часа дня еще проникают солнечные лучи.

Батюшка тоненько рассмеялся.

– Послушайте, а про какой месяц идет речь?

Влад снова тяжко вздохнул – слишком демонстративно, словно хотел сказать: вы унижаете меня как историка.

– Тридцать первого мая тысяча четыреста семьдесят пятого года, – назидательным голосом изрек Влад, – турки взяли Солдайю штурмом. Графиня не менее трех недель добиралась каретой до этих мест. Значит, дело происходило в июне.

Я бродил по берегу, старательно обходя большие кучи помета, оставленные каким-то крупным зверем, и посматривал наверх, следя за кромкой скал. Она не везде была ровной, и я вскоре нашел место, где верхний срез западной стены имел широкую трещину, напоминающую гигантский след топора. Через эту трещину солнце могло кидать узкий пучок света на дно ущелья еще несколько часов.

Я круто развернулся, посмотрел на противоположный берег и сразу увидел тот самый камень.

Трудно передать, что я испытал. Не в силах сдержаться, я подбежал к рюкзаку, вытащил притороченную к нему лопату и кинулся к камню.