Машина пробуждения - Дэвид Эдисон

– …ты же прекрасно понимаешь, Тэмище, что я хочу…

Купер с наслаждением опрокинул в себя остатки кофе и поставил чашку на стойку с посудой. Если отбросить отсылки к поэзии, он понятия не имел, о чем говорит слуга. Впрочем, в последнее время для Купера это стало вполне в безумном порядке вещей. «Мне не должно бы быть так хорошо», – подумал он, но эта мысль скользнула прочь так же быстро, как и пришла.

– …не существует на свете такой вещи, как добрая фея. Есть лишь различные вариации на тему «задолбай, на хрен, Тэма». Знаешь, я ведь успел пожить даже при Летнем Дворе. Ох, теперь я ушел оттуда и стал слишком собой… Видишь, что случается с теми, кто забывает свое место? – Слуга нервозно похлопал себя по карманам и извлек часы. – Не то время. Я опаздываю или еще слишком рано?

– Без обид, но твоя работа – сущий отстой. – Купер взял кусочек розового сахара и отправил в рот; вкус был прямо как у восточных сладостей.

– Я не обижаюсь, – пожал плечами Тэм. – Дождись, когда она вернется. Ты даже не представляешь себе, что это такое.

– Ну, – развел руками Купер, – вряд ли она окажется хуже своей мамаши.

Тэм выронил карманные часы, и те повисли на цепочке.

– Она… что? – прищурившись, уставился слуга на Купера. – Ты же не мог встречаться с, кхм, Цикатрикс. – Казалось, будто бы ему больно произносить это имя.

– Ха! «Встретиться» – слишком сильно сказано! – Купер выставил ладони над головой, изображая рога. – Огромный черный шлем с длинными рогами, как у жука, и сама здоровенная, точно динозавр. Она? Извивающееся тело кибернетического дракона, приводящееся в движение маленькими волшебными существами, нанизанными на металлические шампуры?

– Ах, месячные Маб, ты не врешь! – Глаза Тэма стали огромными, словно полная луна перед осенним равноденствием. – Знаешь, за такие шутки Лалловё Тьюи с тебя кожу живьем спустит.

– Боюсь, с этим она немного опоздала, – как-то даже чрезмерно громко расхохотался Купер. – Она может попытаться забрать у меня палец, если осмелится, но вот шкура моя уже изрядно попорчена, и, признаться, последние дни я пребываю в чертовски скверном настроении. Небезосновательно, прошу заметить. Славно поболтали, Тэмище. Ты, пожалуй, наиболее нормальный человек из всех, кого я встретил за три дня… не считая разве что пилота в пивном бочонке, тот тоже довольно вменяемый парень, если взвесить все за и против. Он мне показался человеком, умеющим правильно расставить приоритеты.

Тэм склонил голову набок.

– Странный ты юноша, Купер-Омфал.

– Что есть, того не отнять. Ты бы тоже был странным, если бы твоя неделя началась с того, что ты вдруг оказался каким-то там волшебным придурком, которого протащила через всю вселенную – или мультиверсум, без разницы, – чокнутая богиня, потом похитила принцесса фей, накачала наркотой Клеопатра, ты бы познакомился с Цикатрикс изнутри, потрахался с мертвым жиголо со своей родины, полетал на хвосте его сутенера, был спасен ангелоподобным существом из лап совершенно не разбирающейся в моде нежити, оказался в пещере слез и был брошен в подвал к злобной эльфийке, по описаниям изрядно похожей на Круэллу де Билль[41]. Скажи, она носит пальто из щенят? Ох, а еще этот Никсон…

– Сочувствую… – Тэм смотрел на него взглядом человека, который слишком хорошо воспитан, чтобы просто ретироваться из комнаты, в которой сидит умалишенный.

– Он пытался украсть мою футболку.

– Серьезно? – Бард взял кружку Купера и положил в одну из гигантских раковин.

– Ага, – фыркнул Купер. – Но, похоже, его решила усыновить одна рыженькая дамочка.

– Звучит неплохо. – В раковину со звяканьем отправились кружка самого Тэма и блюдца.

Зазвенел серебряный колокольчик, подвешенный в углу на стыке стен и потолка.

– Хвала богине! – воскликнул слуга. – И твою же ж мать растак! Ты. Атриум. Живо, – добавил он, брызнув слюной и указав на гостя.

– Я Купер. И всегда им был, – начал было развлекаться Купер, но затем произошло нечто неожиданное.

Сердце судорожно содрогнулось в его груди, и мир остановился. Свет застыл в окнах, легкие пылинки недвижно повисли в воздухе, и все вокруг поглотил один-единственный звук. Песня. Его уши наполнила песня разбивающегося стекла, стекла, разлетающегося на мельчайшие осколки, целого айсберга стекла, превращающегося в песок под ударами вселенского молота. Звук становился все более и более громким, пока в такт ему не стали дрожать зрачки. А потом какофония прекратилась так же внезапно, как и началась. В ушах перестало звенеть, и что-то в мире изменилось, но что именно – Купер сказать не взялся бы.

Тэм все еще продолжал болтать что-то о Лалловё, определенно не испытав на себе того же, что его собеседник. На Купера же вдруг нахлынуло мрачное импульсивное желание схватить слугу, трясти его, душить и тянуть, пока его шея не сломается, а череп не отделится от позвоночника. Голова Тэма безвольно повиснет на коже, и с его телом можно будет играть, точно со сломанной куклой. Сломать куклу.

Купер остановился на полушаге и прижался к стене. Он не мог… не мог дышать, хотя и ощущал, как воздух входит и выходит из легких. Он не видел, хотя его мозг продолжал обрабатывать фотоны, попадающие на сетчатку глаз.

Затем все прошло. В голове прояснилось, и он снова стал самим собой, но на ум пришло непрошеное воспоминание об испуге на лицах Эшера и Сесстри, когда те обсуждали сварнинг. Тэм смотрел на него загнанной в угол лисой, и Купер вдруг подумал, что такими темпами Лалловё Тьюи недолго оставаться монополистом на рынке монструозности.

В атриуме никого не было, когда туда зашел Купер. Продолговатая застекленная теплица соединялась с обоими крыльями особняка, и Лалловё засадила атриум вполне обычными растениями. Обычными, впрочем, для женщины, являющейся наследной принцессой семи вселенных. В одном из горшков рос красный цветок размерами с цепного пса, его пестики были толстыми, одутловатыми и воняли подгоревшим салом. Пульсирующие голубые стебли, покрытые красным ворсом, стояли на страже посреди ковра мелких, высотой с простой мох, пальмочек, листья которых резали ноги. Из бутонов хищных растений сочилась свежая кровь. И было еще много всего в том же духе. Огромный, как дерево, папоротник, вцепившийся в торф корнями, похожими на скрюченные пальцы, которые то нервно сжимались, то расслаблялись. Кусты жасмина, казавшиеся вполне обыкновенными, пока Купер не увидел, как они пульсируют и как трепещут – дышат – их цветки. Пахло глиной, листвой и мокрыми камнями.

Под баньяном, усеянным крохотными благоухающими белыми цветами, было установлено мягкое кресло. Подле него стояли небольшой столик и табуретка для гостя. Купер предпочел усесться в кресло. Услышав постукивание каблуков, он прикрыл глаза и не открывал их, пока не почувствовал, что она уже совсем близко.