Т-34: Т-34. Крепость на колесах. Время выбрало нас - Михаил Александрович Михеев

В голове щелкнуло. Во-от они, воспоминания о будущем! Хромов встал, обошел немца по кругу, внимательно его рассматривая. Вот ведь урод! Плюхнулся обратно в кресло, едва удержавшись от того, чтобы по-американски закинуть ноги на стол. Прищурился:

– Ну, здравствуй, Федя.

Возможно, будь он постарше, то и вел бы себя иначе. Но – увы, жизненного опыта, не всегда полезного, однако же вроде как обязывающего быть вежливыми по отношению к старшим, у него был минимум. Зато желания кого-то хорошенько стукнуть имелось в избытке. Тем более поколение, к которому принадлежал Сергей, отличалось циничностью, в особенности по отношению к одиозным историческим деятелям. А человек в мундире фельдмаршала, стоящий перед ним, как раз к таковым и относился.

А глазенки-то выпучили все, кто здесь находился. И Плахов, добросовестно (и, похоже, на автопилоте) перетолмачивший немцу сказанное, и Селиверстов, и сам немец. Не привыкли вы, господа, к такому стилю общения. Ничего, все еще впереди.

– Вы, парни, я вижу, не поняли, что к чему? Так я вас поздравляю. Перед вами Федор фон Бок. Никогда не слышали его имя? Ну, так сейчас услышали. Такое русское-русское имя. Как думаете, почему?

– Он что?.. – Селиверстов выглядел не просто удивленным – у него натурально отвисла челюсть.

Сергей кивнул:

– Ага. То ли наполовину, то ли на четверть, не помню. По матери вроде бы. Слышь, фельдмаршал, квакни что-нибудь в свое оправдание.

Немец заговорил, выдав довольно спокойно длинную тираду на своем лающем языке. Плахов соответственно перевел. Как оказалось, немец достаточно вежливо (учитывая его положение, неудивительно) отказался от сотрудничества и потребовал обращаться с собой, как и положено с военнопленным. Сергей ухмыльнулся и заметил, что СССР по этому поводу никаких бумаг не подписывал. Ну а Селиверстов, внезапно побелев от злости, предложил обойтись с фрицем так, как немецкие солдаты обходятся с русскими пленными. К примеру, танком раздавить. Или сыграть в «подколи свинью». И даже объяснил, как это делается. А потом, для лучшего понимания, врезал пленному в зубы, да так, что фельдмаршал кубарем укатился в угол вагона.

Он бы еще добавил, благо Сергей не имел ничего против, но тут появился Громов, утихомиривший бойца одной хлесткой фразой. После чего с неодобрением посмотрел на пытающегося встать немца и поинтересовался, что здесь происходит. Ну, что же, пришлось объяснить.

К тому моменту, как рассказ завершился, пленный встал наконец на ноги. Стоит отдать ему должное, взгляд фельдмаршала остался твердым, а осанка гордой. Хотя, конечно, вид слегка портила опухшая щека – Селиверстов перестарался. Не принято здесь было пока что так обращаться с генералами. Сергея, который знал, до чего дойдут реалии войны буквально через несколько месяцев, отнесся к этому спокойно, а вот Громов смотрел на происходящее явно неодобрительно. А еще, он пристально разглядывал фон Бока, словно пытался что-то вспомнить.

– Что скажешь, Николай Васильевич? – уловив это, спросил Хромов. – Или знакомого встретил?

– Очень даже может быть, – задумчиво пробормотал старый разведчик и вдруг выдал длинную фразу на немецком. Судя по удивленному лицу переводчика – чистейшем, даже лучше, чем у него самого. Сергей лишь присвистнул мысленно. Вот оно, преимущество старой школы образования.

Немец ответил. Плахов хотел было перевести, но Сергей остановил его жестом. Захочет Громов поделиться информацией – скажет сам, а ничего плохого он точно не сделает.

Разговор между тем продолжался и велся все активнее. Причем фон Бок оживал на глазах. Странно было это видеть. Однако всему на свете приходит конец, и разговор, похоже, тоже закруглился. И Громов, обернувшись, негромко сказал:

– Похоже, ты был прав, старшой…

Интерлюдия

За четверть века до…

Еще громыхала война, которую позже назовут Великой. Ирония судьбы – по сравнению со следующей она будет выглядеть куда менее внушительно… Однако же орудия громыхали, страсти кипели, а штабс-капитан Громов ползал по вражеским тылам. «Языков» таскал – как правило, не очень высокого уровня. Много ли знает фельдфебель? На уровне своего взвода максимум. Ну, или лейтенант – на ротном уровне, да и то не полностью. А командование требовало большего, и в результате было принято решение идти в глубокий рейд, благо сплошной линии фронта в лесах и болотах не существовало в принципе, и небольшую группу во вражеский тыл можно было провести с относительным комфортом. Насколько вообще можно говорить о комфорте на войне…

Откровенно говоря, с противником им не повезло изначально. Это не турки, которые уже на генетическом уровне привыкли бегать от русских[43], и даже не австрийцы. Это – немцы, единственные солдаты, которых можно было безо всякого преувеличения считать равными себе. И сейчас противостояла им немецкая одиннадцатая армия, подразделение далеко не из худших.

Службу немцы нести умели хорошо, но вот склонность к излишней упорядоченности их порой серьезно подводила. Вот как сейчас, например. Немецкий солдат будет честно охранять порученный ему пост, однако если что-то происходит вне его зоны ответственности, то вряд ли чересчур заинтересуется происходящим. И уж тем более не станет без приказа бдеть сырой, промозглой осенью на краю никому даром не нужного болота. А зря.

Именно по болоту и провел своих людей Громов. Конечно, это не шоссе, но и не трясина, а солдатская смекалка выручала его и людей, идущих следом, уже не раз. Сплетенные из ивовых веток болотоступы позволяли идти по затянувшему топь сверху прогибающемуся, но не рвущемуся мху, пускай и с некоторой опаской. Два часа – и вот они уже в немецком тылу, где, в отличие от передовой, гансы не шныряют. Оставалось лишь отойти подальше, тем более что в ближних тылах им делать особенно-то и нечего, там разве что все те же ротные попасться могут. Им же сейчас нужна была совсем иная дичь.

Их было четверо. Старший – не по возрасту, а по опыту и званию – штабс-капитан Громов. Для него это был уже двадцать четвертый выход. Правда, глубокий рейд всего-то третий, да и то он должен был стать самым протяженным в его практике. Но тем не менее бывший студент чувствовал себя вполне уверенно. Война научила его осторожности, но избавила от страха. И пусть говорят, что на войне нельзя не бояться. Оно так, но во время рейда страх не приходил к нему ни разу. Соответственно, он не терял головы и выбирался из серьезных передряг с минимальными потерями. И людей своих выводил, а потому идти с ним в рейд считалось за удачу.

Вторым шел поручик Берг. Фамилия немецкая, происхождение тоже, и некоторые пытались его этим тыкать. Недолго