Бумеранг на один бросок - Евгений Филенко

Директор подался вперед, выкатил глазки сильнее обычного и зловеще промяукал:

— Нет багажный отсек. Ноль свободный объем. Кресло. Четверть часа третий причал. Рагуррааханаш, затем сразу Анаптинувика.

Под левой его лапой каким-то образом оказался лист толстой бумаги, голубоватой, в тон его шерсти, а в правой возникло вполне обычное стило, которым директор начертал несколько размашистых строк.

— Вукрту помогать виавы, — сказал директор, небрежным жестом отправляя подорожную в мою сторону. — Помогать люди. Помогать эхайны. Вукрту помогать все. Расходы…

Я внутренне напрягся.

— Расходы чепуховина, — закончил он. — Нет расходы.

Ну, это речение было понятно даже такому тормозу, как я.

— Чеширский Кот, — сказал Мячик, когда мы оказались в коридоре. — Правда, похож? А иногда сущий Винни-Пух. Нехорошо знать эхойлан, однако великолепный администратор… Тьфу! Лапидарный стиль общения досточтимого директора весьма прилипчив. Всякий раз требуется время, чтобы вернуться в привычное состояние.

— Представления не имею, кто эти достойные господа, — притворился я.

— Действительно, вряд ли в Эхайноре знакомы с книгами Кэрролла и Милна, — притворился виав.

Мы обменялись понимающими улыбками.

— А что читают дети в Эхайноре? — не унимался он.

— Четверть часа, — сказал я, сделав вид, что не расслышал. — Что это значит?

— А то, что если через… м-мм… четырнадцать уже минут ты не окажешься на борту вукртусского транспорта, каковой ожидает тебя у причала номер три, то рискуешь зависнуть на Дхаракерте до следующего рандеву с директором Мурнармигхом. И вряд ли я окажусь рядом, чтобы снова выручить тебя.

— Значит, я не успею посмотреть на маяк?

— Нет, не успеешь. А зачем тебе, простому эхайнскому пареньку, глазеть на Галактический маяк? Или ты все же шпион?

— Нет. Просто мне любопытно.

— Конечно, любопытно, — сказал он. — Уж поверь, там есть на что посмотреть… Послушай, Сева, — вдруг оживился он. — Если у тебя есть возможность выбирать… ведь ничто не мешает тебе просто остаться здесь. Вот так взять и остаться! Ничего, что ты эхайн. Большое дело! Нам нужны специалисты. Нам нужны дилетанты. Лам нужны просто рабочие руки и мыслящие головы. Ты же наверняка что-то умеешь делать своими руками, что будет полезно здесь, на Дхаракерте! Ведь умеешь? Здесь интересно. Нет, черт возьми: здесь очень интересно! Это такой котел! Люди, виавы, вукрту, хтуумампи… тахамауки эти несчастные. — Я вздрогнул. — А хочешь, я тебя со шпионкой-иовуаарп познакомлю? Она славная. Ее Дашей зовут…

— Нет, Мячик, — сказал я, стиснув зубы. — Меня ждут дома.

Единожды солгавший… Никто не ждал меня там, куда я держал свой несообразный ни с каким здравым смыслом путь.

Он замолчал, глядя на меня печальными влажными глазами.

— Вы, эхайны, такие упрямые, — сказал он наконец. — И с вами трудно, и вам с собой еще труднее… Если я протяну тебе руку, это не затронет твою честь?

— Нет, — сказал я. — Это сделает мне честь.

Его ладонь была сухая, теплая и мягкая, как у ребенка.

— Мячик, — сказал я. — Сколько тебе лет?

Виав залился жизнерадостным смехом.

— Это самый простой вопрос, какой ты мог бы мне задать! Потому что одно время я отвечал на него по сто раз на дню. Мне четыреста восемьдесят четыре человеческих года. Извини, что не говорю «эхайнских» — я не знаю, с какой планеты ты явился… Я еще достаточно молод, чтобы совершать глупости. Что я и делаю прямо сейчас.

Тахамаук ошивался у входа в тоннель, что вел к третьему причалу. Был ли это тот самый, что застукал меня в вестибюле космопорта, или какой-то другой, оставалось только гадать. Он просто торчал здесь без определенной цели, размеренно поводя ушастой головой из стороны в сторону. Мимо него прошествовали, перемурлыкиваясь на ходу, несколько вукрту, больших и маленьких, в своих комичных халатах всех расцветок, и ни один из них не доставал ему до пояса. Тахамаук не удостоил их вниманием.

Еще бы! Ведь он караулил меня.

Я отпрянул за угол, вжался в стену. Сердце бешено долбило в грудную клетку, словно хотело вырваться на волю. Ладони сделались омерзительно влажными. Челюсти свело гадкой кислятиной. Видели бы меня друзья из «Сан-Рафаэля»… видела бы меня Антония.

Так. Успокоились. Сосчитали до двадцать… дольше не стоит, так недолго и на рейс опоздать. Допустим, он меня заметит. Что дальше? Вытащит из кармана острый нож и зарежет под аплодисменты благодарной аудитории? Сдаст с рук на руки местному правосудию, которое меня тут же и линчует? Что он вообще может сделать мне? Что бы я ни говорил, как бы ни поступал, за кого бы себя ни выдавал, я все еще оставался свободным гражданином Федерации, наделенным всеми правами личности, да вдобавок ко всему, находился на своей территории. А он был здесь в гостях, в лучшем случае — приглашенным специалистом. Так что это скорее я мог взять его за шкварник — если, разумеется, дотянусь, — и строго вопросить, что он тут делает, по какому праву и какие цели преследует, напуская на себя столь мрачный вид, что малые дети пугаются…

Полегчало? Что-то не очень…

Но через несколько минут от третьего причала отправлялся транспорт на Рагуррааханаш. Он вполне мог покинуть этот мир без меня.

Так. Снова успокоились. Считать не нужно, нет времени… Я человек, и я в своем праве. Но даже если я эхайн — что с того? Этот серый верзила что, накинется на меня с кулаками, или обхватит своими безразмерными конечностями и призовет подмогу? Или что еще он может учудить? Нет у него права хотя бы как-то ограничить мою свободу. Вот даже ни малюсенького! Конечно, будь он представителем местного самоуправления, блюстителем порядка, или как это может здесь называться… Но тахамауки никогда не снисходят до отправления административных функций в чужих мирах, и это я знал совершенно точно. И от Антонии, и от дяди Кости, и от Гайрона. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Тахамауки выше этого, им это не нужно, им это неинтересно. Интересно, а что им вообще интересно?! Это каламбур у меня получился, или катастрофически упал словарный запас? От эмоциональной перегрузки? Но! В подобных условиях эхайн перестает испытывать страх, избавляется от рефлексий и начинает действовать. Эхайн я, в конце концов, или хвост собачий?..

Все, что он может мне сделать, так это спросить: «Эхайн?» Все, что потребуется от меня в этой ситуации, так это дать ответ, по возможности остроумный, и невыносимо язвительный.

Пошел он к черту.

Я оттолкнулся локтями от стенки и двинулся к разверстому жерлу тоннеля. Наверное, с теми же чувствами грешники вступают во врата ада. Колени мои подсекались, во рту по-прежнему было кисло, хотя я и пытался насвистывать какую-то легкомысленную мелодию. И даже помахивать сумкой на ходу.